Облик красивой женщины – Анной! – застыл
в волшебном сумраке чарующим укором,
служа для Волкодлака мрачным приговором:
«Тебя никто дарить мне „Коммент“ не просил!»
Луны сиянье обрисовывает замок
из моих грёз, мыслями созданный для Анны…
Неужто Хищник-Волкодлак настолько странный,
что выползает из обычных людских «рамок»
во мраке скал – чертогов из камней замшелых,
луной облитых словно колдовства свеченьем! —
Уродом-Оборотнем, приводя в страх смелых,
расплаты жаждущих с великим самомненьем
над Волкодлаком, в ответ скалящим клыки
с бликами на стекающей слюною злобе;
с глухим урчаньем ярости в Зверя утробе:
воздеть на пики кто решил иль на штыки
печатно-нецензурных слов с рукоприкладством
в «войне миров» между отцами и детьми?
Тургеневские «битвы» связаны с людьми —
Хищник же наделён совсем другим «богатством»:
не угрожать слегка, а сразу рвать – в куски,
спортивных поединков правила втоптав
в месиво из крови и плоти, – тех, чей нрав
теперь лишь мозга брызгами красит виски
взломанных черепов, горячность остужая
трупов, испачкавших волны прохладный всплеск,
после того, как стих последний хруст и треск,
клыкастой Смерти более не возражая…
Молчаньем Анны к камню льнут мысли прибоя,
лаская Тантрой осязаемость людскую;
в Анну-Русалку превратив пену морскую,