Человек на минбаре. Образ мусульманского лидера в татарской и турецкой литературах (конец ХIХ – первая треть ХХ в.) - страница 31

Шрифт
Интервал


), тюркских (султан), арабских (малик). Использование в татарском языке наравне с европейским титулом император «азиатских» санов навеяно неким «евразийским» духом. Все это еще раз подтверждает народную пословицу: «татарину толмач не нужен», – татары прекрасно знали как восточные, так и европейские монархические титулы[72]. Приведенные примеры позволяют утверждать, что такая пестрая титулатура по отношению к российскому монарху употреблялась не только в официально-дипломатической документации, но и в письменной поэзии, как это наглядно демонстрирует М. Иманкулый:

Шаһиншаһе җәмигъ мамалике русийә.
Император таҗына лаек безнең Хаканыбыз.
(Шахиншах всего Российского государства,
наш Хакан достоин короны Императора.)

Все это показывает, что юбилейные панегирики 1913 г. были не первыми или случайными сочинениями о русских монархах. Основу социально-идеологической концепции этих произведений составляет имперская идентичность – принадлежность к державе. При этом отчетливо видно, что татары идентифицировали свою национальную принадлежность как религиозную – «мусульмане»:

Государство жило счастливо и мирно,
Мусульмане наравне с русскими трудились
                                                  во благо его,
Достойно служили как мужи Родины.
Никто не предавал Отчизну, не согрешил,
Потому что ты посеял семена справедливости,
                                                                        шах!
(В. Джалял. «Праздник Отечества»)

Таким образом, поэты ставят знак равенства между разными параметрами идентичности – этнической принадлежностью и религиозной: Мусульмане наравне с русскими трудились во благо Отчизны (Бар мөселман, бер тигез руслар берлән бирде көчен). То обстоятельство, что различия между понятиями «национальная принадлежность» и «религиозная принадлежность» в сознании татар были стерты, а светский правитель выполнял одновременно и обязанности главы религиозной общины, поставило перед частью мусульманского населения сложный вопрос: кто же является для них истинным духовным лидером? Через многие произведения средневековой тюркской поэзии рефреном проходит мысль о том, что тот правитель, который воплощает в себе качества «тени Аллаха на земле», будет восприниматься подданными как идеальный.

Постепенно освобождаясь от средневековых утопий, российские мусульмане в исторических условиях XIX века оказались перед сложнейшим выбором: между царем-государем собственной родины и османским султаном, который с ХVI в. являлся могущественным мусульманским монархом и носил титул халифа – духовного главы всех правоверных. К тому же турки были кровными братьями для многочисленных тюркоязычных народов Российской империи. К жесткому, влекущему за собой драматические последствия выбору между одним из этих двух лидеров мусульман России толкали и политические катаклизмы того исторического периода: русско-турецкие войны, Крымская война, война на Балканах, Первая мировая и т. д., во время которых, с одной стороны, русский царь ждал преданности от своих граждан-мусульман, а с другой – султан-халиф объявлял «священную войну» против неверных.