У Леонида наготове оправдание:
— Извини, что без спроса, но я занялся именно тем, к чему меня
так настойчиво приглашали.
Лиза гневливо цедит:
— Мужики делятся на две категории: сволочь обыкновенная и
сволочь необыкновенная. Угадай, к какой из них относишься ты.
Она делает страдальческое лицо и изображает вызванную насилием
ужасную боль. Взгляд косится на спрятанную камеру. Все пошло не
так… но тоже неплохо. Опоил… Воспользовался… Оказала сопротивление…
В мозгу напротив нового сценария рисуется плюсик.
Из прихожей доносится звонкий сигнал домофона. Оба
поворачиваются к вспыхнувшему экрану. Леонид отвлекается от
процесса:
— Кого это на заре нелегкая…
И падает, сраженный ударом прикроватной хрустальной вазы.
Крови не видно. Замечательно. Извернувшаяся Лиза выбирается
из-под него, стараясь удержаться от улыбки, и связывает насильника
ремнем халата. У нее получилось.
Экран домофона гаснет, не дождавшись реакции. Но все же — кто
там? Лиза подходит и жмет кнопку, которая включает обзор.
Вот же черт…
45
«Дилинь-дилинь!» Сладкая музыка. Рваная музыка. Настойчивая
музыка. Бесконечная надоедливая музыка, музыка, музыка. Сколько
можно?!
Он осторожно приоткрывает глаза. Это же звонок в дверь. В чью
дверь? Где он?
Чужая квартира. Чужие вещи вокруг. Чужие фото.
Он в кровати. Пухлая рука поверх его плеч. Горячее тепло
сзади.
Дикое смущение отдернувшейся молодой женщины:
— Прости. Это… чтобы согреть. Ты так кашлял… Я дала тебе
снотворное, не думала, что кто-то… Ты бился… стонал…рвался куда-то…
и только тогда успокоился. Прости.
Красная, как рак на рекламе пива, Марина вскакивает. Кирилл
смущенно отводит взор. Крепко запахнувшись в халат, Марина
бросается к двери, щелкает замком, отворяет…
И с легким безумием оборачивается. На Кирилла глядят ее
непомерно круглые глаза:
— Это тебя.
— Опять?
Дурной сон.
Бесцеремонно сдвинув хозяйку в сторону, вваливаются ребята
Сыча:
— Приятно видеть в добром здравии. Думал не найдем?
Собирайся.
— Я могу поговорить с Алексом Акимовым?
— Поговорить? — Они переглядываются. — Нет. Навестить в больнице
— да. Насколько скоро — зависит от твоего поведения.
— Что с ним?
— Как обычно, — смеются они. — Не был бы паркурщиком, размазали
бы миленького по стеночке, как ребенок комарика.
— Кто?
— Дух святой.
Снова смех. Невеселый. Никто не понимает, как такое случилось. В
наш век материализма… Какие силы ополчились на Алекса, кому он
перешел дорогу — колдуну, ведьме, черту или дьяволу? Держался бы
ближе к своему начальству, целее был бы. Сыч и в подземном мире не
последний человек.