— Леди Элизабет! — во всеуслышание объявляет Аполлон, чем
заставляет всех обернуться. Он почтительно склоняется и уходит за
следующей участницей бала.
У большинства присутствующих маски цветные, они приветствуют
новоприбывшую радушными наклонами голов и перьев. Четыре фигуры в
белых масках ограничиваются легкими кивками. Это Комиссия.
— Проходи, Элизабет, — левая из Комиссии указывает на основную
массу многоцветных масок.
Элизабет занимает место среди остальных. Общее внимание
возвращается к импровизированной сцене, а Элизабет сначала
осматривается.
Здесь нет окон, стены увешаны холодным оружием и светильниками с
живым огнем, запасной выход заперт на стальной засов, а маленькая
боковая дверца ведет, скорее всего, в подсобку, кладовку или
санузел. Этот зал расположен ниже уровня земли и раньше, до бала,
он, скорее всего, был обычным подвальным помещением. Как правило, в
нижних этажах размещают, в зависимости от пристрастий, склады
солений, тренажерные залы или просто устраивают свалку того, что,
как считает старшее поколение, «может пригодиться».
Сейчас бывший подвал не узнать. Воссозданный аналог рыцарского
зала отгорожен от современного мира непроницаемыми стенами. Не
хватает только камина, но его заменяют настенные факелы и большие
свечи в кованых подсвечниках. Дрожащее пламя превращает бетонную
коробку в старинный замок с его особенным антуражем, замкнутостью и
витающим в воздухе мистицизмом. Может быть, и со своими
приведениями. Обидно же, если замок без приведений.
Человек на сцене — не привидение. Но похож. Гибкий мужчина в
соответствующих восточных полуодеждах и обязательной здесь маске
исполняет танец живота. Все взоры сошлись на нем.
Полет руки, разворот, игра бедрами и животом. Прыжок. Изгиб до
самой земли. «Дзинь-дзинь» — звон серебра браслетов и пояса.
Страсть и жар искушения. Безмолвная песня о любви. Браво.
Обвешанный серебром мужчина одет в шаровары с низкой талией и
что-то цветасто-прозрачное на плечах. Он танцует умело, с небывалым
чувством, в движениях присутствует душа. На влажном от пота торсе
голодная пасть пупка то выгибается к потолку, то скручивается, то
мелко волнуется вопящим зевом, поющим о вожделении.
Ажурно-переливчатый смерч рук и ног не дает покоя
загипнотизированным зрительницам.
Музыку перекрывает голос Аполлона: