Ангельское пение не пропало втуне. Скрипнула кровать (стены —
едва ли не из обычной фанеры), прошуршали шаги, дверца соседей
ощерилась черным оскалом. Щель заполнила собой сонная Давыдиха, она
затягивала пояс застиранного халата и щурилась от слепившей яркости
кухни.
— Ребятки, вы чего тут?
«Ребятки». Яну двадцать четыре, Дэни на год моложе. Давыдиха на
пару лет старше, вряд ли больше. В самом соку. Некоторая
потасканность — не в счет, голод не тетка, Дэни и Ян второй месяц
вдвоем живут. Так и просится на язык колкость про столичных
«противных», тьфу-тьфу-тьфу, прости Господи. И второй месяц перед
глазами подзуживающая эта — то в халате, то без. Ага. Когда
обитаешь бок о бок, чего только не увидишь за семь недель — то в
незакрытый проем, то в окошко с улицы. Этаж-то — один и низкий.
Домику сто лет в обед. Шикарная баба. Слюнки текут. И незакрытый
проем — всегда ли случайно? Черные, до плеч, кудри Яна и накачанный
пресс давно заставляют Давыдиху сворачивать голову. Мужик у нее
пьющий, жизнь тяжелая, а жить-то хочется каждому.
И как же мало нужно для счастья.
— На днях уезжаем. — Не собираясь извиняться за оприходованное
имущество, Ян невозмутимо выставил на стол третий бокал, словно
только того и ждал. — На прощание. — С размеренным бульканьем все
стаканы наполнились доверху. — Присоединяйтесь. Нам будет приятно.
Вы замечательная соседка и чудесная женщина.
Давыдиха раздумывала недолго. Ее взгляд застопорился на несущей
акцизный шарфик спутнице бокалов. Расплывшаяся в талии бутылка и
звенящие статью, полные жидкого огня бокалы на крепких ножках —
волшебная компания унизить унылые будни. Женщина тщательно прикрыла
за собой дверь в комнату, где урчал во сне довольный жизнью
поддатый супруг, и заняла один из табуретов. Ребенок спал в третьей
комнате. Обычно, после того как он угомонится, про него можно
забыть до утра. В данном случае можно означает нужно. Иначе — какой
праздник? Дети и праздники несовместимы.
В комнате еще не разувшийся Дэни выложил разобранный телефон из
промерзшей куртки на тумбочку и вернулся в прихожую. Когда он
сменял теплые сапоги на потертые шлепанцы, два бокала уже
поднялись.
— За прекрасных дам! — Ян убедителен как никогда. И, как
показало обшарпанное зеркало, чертовски красив — даже на фоне
отслаивавшихся обоев. А возможно, именно благодаря им — выгодно
выделяя из окружающей мерзости, как алмаз из руды.