Потом было много всего и везде. Далеко и близко, высоко и низко.
Иногда очень далеко. Иногда очень низко.
Понимание пришло со временем. Деньги правят мир, но не лечат
душу. Они — средство. Счастье не купишь. Его нужно растить. Как
дерево. Воспитывать. Как сына. Строить. Как дом.
Фундамент заложен давно. Стены упираются в небо. Осталось
последнее.
Вот и нужный поворот. Руль резко вправо, небольшой занос. Режим
«офф-роуд» — на максимум. Машина приподнялась на пневмоподвеске и
полезла сквозь целину, вгрызаясь в намерзшие торосы. В пути он
дважды помогал лопатой и один раз лебедкой, чуть не переломив
оказавшуюся хлипкой березу. Полынью у давно присмотренного съезда к
реке пришлось прорезать по периметру прогретой в салоне бензопилой
— на морозе она все время глохла. И еще кое-где долбить ломом.
Уф, готово. Угловатый стальной кит со вздохом пустил последний
фонтан.
Следы? Обещали снегопад, но немного покидать лопатой,
припорошить и пройти ветками не мешает. Обратно — на лыжах, которые
он бросит у придорожного кафе в семи километрах отсюда. Дальше на
автобусе. Все спланировано. Как и с первой машиной, только та
утопла ближе к городу — темнота позволяла.
Отойдя достаточно далеко, он не выдерживает, вынимает телефон и
входит в сеть. Пальцы мгновенно замерзают, оставшись без перчатки.
Аппарат тоже не любит холода, но пока держится. Оживает
изображением.
Она.
Ради этого все.
111
— Да, Аглая Лукинична. Конечно, Аглая Лукинична. — Камбала изо
всех сил старается не сорваться. — Понимаю, Аглая Лукинична. Еще
бы, Аглая Лукинична. Само собой, Аглая Лукинична. Вот как? А вы,
Аглая Лукинична? Да что вы говорите!
Он закатывает глаза и мысленно хлещет себя по щекам. Себя, а не
эту говорливую старушенцию. Шапокляк, кляк ее шляп. Впрочем, не
будь она столь несносно любопытна и говорлива…
— Он самый. — Соседка Лизы, сотрудницы «Риэлтинга», тычет желтым
пальцем в фотографию Кирилла Матвеева, цели номер два. — Что я
видела, спрашиваешь? Все видела! Милок, у Аглаи Лукиничны глаз
алмаз. Что там алмаз, бриллиант! Мышь не проскочит. Раньше некий
Александр захаживал, Санька-алкаш. Отшила его Лизка, когда с
какой-то козой на стороне связался. Потом были еще несколько,
некоторые возвращались скандалить, что эта мерзавка, дескать, —
старушка кивает в сторону Лизиной двери, — их подставила. Грозились
поймать, нехорошими словами обзывали.