— Сам. У тебя есть руки, вон плита, как газ включать, думаю, знаешь.
Молча кушаю и иду к жене, чтобы всё-таки поговорить. Не хочется верить, что она догадалась о моем обмане насчёт поездки в Сочи.
Переписку я с Аринкой не веду, а если и пишу что-то — сразу удаляю. Вопросов быть не должно.
А что ещё она могла найти? Не понимаю.
Наташа гладит на завтра школьную форму детям, я пытаюсь шутить, стоя рядом. Но мои слова растворяются в воздухе, не встречая ни ответа, ни даже взгляда.
Вечером опять начинаю ласкать ее, надеясь на близость. Провожу ладонью по спине, чувствуя подушечками пальцев каждый позвонок, каждый мускул, напряжённый даже сейчас. Наклоняюсь, мои губы касаются её губ.
— Не надо. — Её голос агрессивен, замечаю это сразу же.
Она резко отворачивается, отодвигается к самому краю кровати.
— Почему?
— Я… устала, — бросает через плечо.
Но дело не просто в усталости. Она не хочет ни секса, ни даже разговоров со мной.
— Ясно. Наташ… что происходит?
Жена лежит, уткнувшись лицом в подушку, волосы растрёпаны по наволочке, и сначала мне кажется, что она просто не расслышала.
— Ты о чём?— наконец бросает.
Голос притворно-сонный, но я знаю эту игру. Она думает, что я куплюсь?
— Не прикидывайся, — злюсь. — Я не слепой. Ты последние дни как тень. Вроде и есть ты, и нет тебя. Ни слова, ни взгляда, ни прикосновений. Что, чёрт возьми, случилось?
Тишина.
— Иди ко мне... — Она крутит головой. — Почему ты отшатываешься от меня, будто я тебе противен? Причины какие? Или подружка опять накрутила?!
— Да что ты к ней привязался?! Отстань от неё!
— Тогда что, если не это?!
Я жду ответа, или хоть слова, хоть взгляда, хоть намёка на то, что ей не плевать на моипопытки поговорить. Но в ответ опять эта долбаная тишина.
Наташка сильнее утыкается в подушку, будто пытаясь зарыться в неё, спрятаться от меня, от разговора, от всего.
— Отстань… Давай спать, Эд.
Прежде чем я успеваю что-то возразить, её рука тянется к ночнику. Она выключает его резко, показательно, для меня! Словно гасит не только свет, но и все шансы на наш дальнейший разговор.
Комната погружается во мрак, и в этой темноте её молчание становится ещё тяжелее.
— Ты выбрала неверный путь, супруга. Твоё поведение не приведёт ни к чему хорошему, — вырывается у меня, будто само собой.
Несколько минут лежу с открытыми глазами. Но когда закрываю их, вспоминаю про поездку, и вместо сна передо мной возникает не холодная жена, отвернувшаяся к стене, а другая женщина — жаркая, пышущая жизнью и запретным желанием.