Если мы и сможем одолеть его, то явно не силой.
– Похоже, они и сами не совались в мёртвые земли, – говорю. – А
теперь облака исчезли и они заявились сюда.
– Как думаешь, чего они хотят?
Вопрос прозвучал на удивление наивно. Будто Дверон надеется, что
неправильно воспринимает происходящее. Будто налётчики не пытаются
уничтожить деревню, а очень странным образом проводят здесь
реновацию.
– Дверон, ты и сам прекрасно видишь, чего они хотят.
Происходит то же самое, что происходит на всех уровнях
социальных взаимодействий: сильный забирает что-то у слабого. Когда
рядом с тобой находится дряхлый сосед и ты в любой момент можешь
надавать ему по шее и забрать всё, что тот имеет, вопрос состоит не
в том, нужно ли это делать, а в том, почему ты до сих пор этого не
сделал.
Отобрать гораздо легче, чем создать. Ещё и удовольствие получишь
при этом.
В данном контексте армия врагов пришла забрать весь провиант,
металл, ткани, всё, что приглянётся захватчикам. Не говоря про
девушек для сексуальных утех, и юношей, для работы и сексуальных
утех. Ни к чему горбатиться в поле, если можно заставить кого-то
другого делать это вместо тебя.
– Нам нужно что-то сделать, – говорит Дверон.
Озирается по сторонам. Но вокруг, как и ожидалось, нет никаких
чудесных инструментов, что позволили бы спасти его деревню.
– Ты сейчас ничего не сделаешь. Сиди на месте и не двигайся.
– Предлагаешь мне смотреть, как они разрушают мой дом?
– Верно. Именно это я тебе и предлагаю.
Пусть грабят, разрушают дома, уводят скот. Дарграг
восстанавливался не раз и с Фаргаром случится то же самое. Не
постройки имеют значение, а люди.
Воины Торхиха внешне сильно отличаются от нас.
Заросшие, в льняных рубахах, выкрашенных в серый цвет, поверх
надеты жилеты из кожи. Копья – необычайно длинные, раза в полтора
больше, чем наши. Широкие щиты в виде полумесяца. Если они станут
строем, выходить на таких в лоб – самоубийство. Остаётся только
поливать болтами.
Забегают в дома, ломают заборы между дворами. Бросают факелы на
крыши, но огонь не занимается, поскольку совсем недавно прошёл
дождь.
– Сукины дети, – шепчет Дверон. – Как бы я хотел придушить их
одного за другим.
«Теперь ты представляешь, что чувствовали мы в Дарграге при
вашем приближении», – так и хочется спросить.
Не знаю, откуда во мне взялось это внезапное злорадство, но я –
единственный из всех присутствующих, кто не скрипит зубами. Дверона
аж трясёт от ненависти. Он хочет броситься в атаку, но
сдерживается, поскольку это было бы самым глупейшим поступком с его
стороны.