Мы себя считали детьми своей земли, неотъемлемой её частью. А драконы мнили себя господами мира. За что от мира и получали. То дожди у них, да такие, что птицы отступали с их территорий, потому что земля превращалась в вязкую топь, куда взрослый конь по грудь проваливался. То жара стояла такая, что их воины в наши земли воду воровать ходили. Драконы всё себя выше всех пытались поставить. В мире они господа, в своих землях их род главнее, в роду семья самая старшая и сильная, ну а в семье я главный молодец. Все мне кланяйтесь и волю, как мудрость великую, слушайте.
А у нас чужих бед не было, мимо голодного пройти стыдно было, свой труд в общее дело не вложить и вовсе позорно.
- А вот если я сбегу? - спросил меня попутчик, когда молчать надоело.
- Беги. Прям сейчас можешь. Только когда на дозорный разъезд нарвёшься, сразу кричи, что ты княжны Яромиры...
- Приданное? - язвил драконёнок.
- Сопровождающий, глупыш. А то народ у нас простой, прибьют ещё да прикопают по-тихому, чтоб такое неказистое приданное птичью княжну не позорило. - Улыбнулась я так широко, что щёки свело.
- И чего это я неказистый? Обычный симпатичный парень! - надулся дракоша.
- Это ты как определил? - посмеивалась я.
- Мама всегда говорит, что я у неё симпатичный получился, - ответил наивный мальчишка.
- А звать тебя как? - уточнила я, а то день к концу, а мы ещё и не знакомы.
- Гринард. - представился драконёнок. - А что?
- Ну, так вот, Гринард. Если мама говорит, что ты симпатичный, значит, так оно и есть. Мама ошибаться не может. - Почему-то желание подшучивать пропало.
Вместо этого нахлынули мысли о тех воспоминаниях, что я увидела в чаше. Даже о тех, что в силу возраста я помнить не могла. Главное же это не увидеть, а понять увиденное.
Рождение ребёнка и радость родителей понятно. Детей стало заметно меньше, пустеют гнёзда, а значит и великий круг равновесия жизни и смерти нарушается. Не будет детей, продолжения людского, и станет этот мир пустынным и лишённым искры жизни. Ради этого и примиряемся мы с извечными врагами, поэтому и склонили головы перед волей Отца Всех Птиц.
И о сиротстве моём неспроста мне напомнили. Война не смотрит, в чей дом нести горькую чашу. Сколько детей осталось без защиты родительских крыльев? Сколько матерей ослепло от слёз, оплакивая своих детей? Сколько жён покрыли волосы вдовьими платками? Лишний раз показали, чтоб не сломилась в трудную минуту, не отступила. Считай, своей грудью все земли птичьего народа прикрываю.