— Так ты за эту затею? Ты, владыко, дозволишь? — не поверил
князь, выступавший критиком идеи создания Ордена.
— Да! Получится, — я с вами, а нет, так одним сильным
сподвижником у князя Юрия станет больше. Ты, Иван Ростиславович,
славный муж, узнал я о том, как половцев били вы. Но об одном
прошу, пусть крест целовать и не заставлю, — не участвуй в усобице
супротив Мстиславовичей, — сказал Климент Смолятич и ожидаемо
получил обещание князя.
Я знал, что усобица между Изяславом и Юриям вот-вот должна
начаться. И это будет очередная боль для Руси и новая порция
ослабления для каждого из участников противостояния между
племянником и дядей. Знал, но пока ничего не говорил по этому
поводу. Может, все же и нужно взять сторону Юрия, позже прозванного
Долгоруким? Читал я, что именно его в будущем называли первым
самодержцем на Руси.
После состоялись первые обряды, которые можно было бы считать
уже «братскими». Дружина, причем уже и прибыла полусотня Глеба,
приняла клятву. Воины, среди которых был и я, целовали крест
защищать христианство, под которым неизменно понималось
православие. При этом прозвучало «русское христианство». Крамольная
на сегодняшний день идея так называть, нет русской патриархии,
получается и церковь у нас Константинопольского патриархата.
Клялись мы и в том, что всеми силами стремиться станем к единству
Руси.
Я понимал, почему и зачем Климент Смолятич поддержал, казалось,
абсурдную идею, по крайней мере, не понятную для русского человека.
Он стремится занять митрополичий стол, ему любая поддержка не
лишняя. И все для этого у епископа есть, нужный князь занял Киев,
поддержка у большинства епископов Руси. Нет только разрешения
Константинопольского патриарха, которое при предыдущем порядке было
необходимо.
В той реальности, о которой я хоть что-то помню, у Смолятича
получилось и он был-таки киевским митрополитом, а после прислали
кого-то из Константинополя и случился конфликт. Чем дело решилось,
я не помню. Да уже и не важно, потому как история идет по чуть
иному сценарию.
Мы не ушли из города ни на следующий день, ни даже через неделю.
Будущий митрополит отправился в Туров, взяв с собой Спиридона, а
дружина князя Ивана Ростиславовича стала пополняться.
Это было удивительно, но после пастырского слова епископа
Смоленского гомийцы, словно с ума сошли. Они повалили к Ивану
Ростиславовичу с дарами, молодежь стала проситься в дружину. Ну как
до того не использовался такой мощный пропагандистский ход, как
проповедь и воззвание? Климент сказал и о том, что те, кто
поддержит создание Братства спасутся на Суде Божием, и что нужно
единство, не допустить нашествий иноверцев. И не важно, что до
Гомия не доходят никакие иноверцы, если только не полоняные, да
черниговские со смоленскими спорят за город. Но тут сыграло больше
про единство. Будет единый правитель, так и Гомий более не познает
войны.