Там может быть выход и на Урал. Пусть мешают булгары, но через
марийцев можно обойти, хотя и с волжанами решать придется. Не
сейчас, нет, но придется, точно. А Урал — это такое развитие, что
позволит России, именно ей, не зависеть от серебра из вне, или
металлов. Заодно позволит самой диктовать финансовую повестку в
Европе.
А еще… Я не знаю, каким характером обладает Юрий Долгорукий и
насколько он жестокий человек, но считаю, что для этой Руси нужна
сильная рука. Не кормлениями нужно жить, а идей собирания всех
земель в единое государство. И не так сильно принципиально, кто
будет тем, кто сможет объединить Русь, даже методы… Хотя тут есть
некоторые ограничения.
— Юрий Владимирович Ростовский? — удивились многие, в том числе
и сам князь.
— Это на первых порах. Я предлагаю тебе, князь, стать тем, кто
сам станет решать, кому быть на каком столе, — заявил я.
Что тут началось! Меня обвинили в пустословии, в том, что я
отрок и вообще ничего не понимаю в жизни. Я стоял с горделивым
видом и с ухмылкой и взирал на всех. Слова сказаны. Окно Овертона
приоткрыто.
— Говори! — прикрикнул князь.
— Орден, князь. Русский православный Орден. Пусть называется
Андрея Первозванного! — выкрикнул и я, добавляя пафоса в тон своих
слов.
Может быть кто-то из присутствующих сейчас на собрании, на
склоне своих лет, напишет, как я выкрикнул впервые название
сильнейшего христианского Ордена. Можно будет сюда же приписать и
то, что разверзлось небо и ударила молния и все такое. И ведь по
большей части будет правда.
— Ты отрок, Владислав, многое не разумеешь. Церковь наша
греческая, митрополиты в Киеве греки-ромеи. В Константинополе не
дадут дозволения на подобное. Если и дадут, то потребуют направить
русских воинов на войну с сарацинами, — пытался меня просветить
князь.
— Я сказал, князь, ты и все остальные, услышали. Дале время
покажет, что можно, а чего нельзя. А кто назвал меня Смолятичем… —
я обвел собравшихся взглядом. — Епископ Кирилл Смолятич правильно
говорит. Собрать Русь нужно, и он может дать благословение быть
Ордену. Сколько серебра и иного добра взяли мы от половцев? Сколько
уже можем одеть и вооружить людей? Много, две сотни, точно.
— Крамола это… — задумчиво сказал Боромир, после будто воспрял.
— Токмо было бы такое братство русское, христианское, то я хотел бы
стать частью его. Но отчего никто того не сделал? Митрополит не
дозволил?