За завтраком Гермиона не могла поесть — кусок не лез в горло.
Девочка была уверена, что родители попытаются ее разлучить с Гарри,
отчего находилась почти в перманентной панике. Мальчик ее
уговаривал, просил и наконец просто начал кормить почти
принудительно. Гермиона послушно открывала рот, спрятав дрожащие
руки. Ей было страшно в этой школе, просто очень страшно. Минерва
МакГонагалл сделала что-то, что почти уничтожило девочку. Гарри
очень хорошо понимал это, помня себя после пятого курса, поэтому
ухаживал за Гермионой, как будто она просто очень маленькая.
Держащиеся друг за друга дети могли бы вызвать интерес у
работников станции, но сегодня их было очень много. Испуганные,
жмущиеся друг к другу, пугающиеся буквально всего. Смотревший на
это машинист не мог понять, почему детей не успокоили, не помогли,
есть же Мунго? Эти вопросы так и остались без ответа.
В купе Гермиона прижалась к Гарри, обнимая его двумя руками, как
плюшевого мишку, а мальчик просто очень устал. Он прижал к себе
девочку и задремал, проснувшись, только когда поезд втягивался под
крышу лондонского вокзала. Погладив Гермиону и обнаружив полные
слез глаза, Гарри почувствовал, что хотел бы заавадить весь
магический мир, принесший такие страдания любимой.
Увидев, как выглядит дочь, как она цепляется за мальчика, как
идет, Марк Грейнджер схватился за сердце. Дети приближались
медленно, и мистер Грейнджер просто остался на месте, жестом
остановив жену, чтобы не напугать дочь. Эти симптомы он знал,
слишком хорошо он знал, когда люди так смотрят, так держатся и так
идут. Сейчас было главным — не напугать ребенка, а то и обоих, хотя
мальчик… Мальчик закрывал Гермиону от всего и от всех. Эмма
всхлипнула, глядя на то, как изменилась доченька за два месяца.
Женщина медленно подошла к бредущей паре, обняв обоих.
— Миона, доченька, что случилось? — тихо спросила она.
— Ма… Гар-ри… ска… ска… — попыталась сказать девочка и снова
заплакала.
— Она не говорит почти, только плачет, — объяснил прижимающий
Гермиону к себе мальчик. — Заикается она, поэтому и плачет, но мы
успокоимся. — Эмма поразилась теплу и нежности, с которыми говорил
с ее дочкой этот мальчик. — Мы успокоимся и пропоем, да?
— Да, — шепнула Гермиона, держась за него изо всех сил.
— Тебя как зовут? — поинтересовалась Эмма, пока Марк пытался
сдержать обуявшее его бешенство. Мистер Грейнджер хотел уничтожить
всех, кто сделал такое с его ребенком.