Щурясь от бившего в глаза света,
Марта приподнялась на локте, но от непонятной слабости её вдруг
повело в сторону, куда-то во мрак. В затылке ощутимо стукнуло.
Зашипев от боли, девушка отпрянула, снова угодив в световое пятно,
зажмурилась, потянулась к голове. Боязливо прощупала. Под пальцами
наливалась здоровущая шишка. Господи боже, кто же её так? Или сама
приложилась об пол в беспамятстве?
При новой попытке подняться она опять
ухнула в темень, но только боком и головой, а оставшееся на свету
плечо отсвечивало при этом неестественно белым. До Марты, наконец,
дошло: это просто сноп света, льётся из окошка где-то под потолком…
впрочем, не таким уж и высоким. И сидит она на самой световой
границе, оттого-то один бок ей припекает, другой – холодит. К тому
же, занесло её в какую-то чужую избу, даже не в избу, а развалюшку,
пустую, заброшенную, поскольку жилым духом здесь и не пахнет. Даже
мыши не скребутся в подполе. Да есть ли тут вообще выход?
Впрочем, когда глаза привыкли к
полумраку, Марта обнаружила дверь – низкую, скособоченную, зияющую
крупными щелями; увидела, рванулась было к ней - бежать из
непонятного места, но тут же сморщилась от боли и осела. Каждое
движение отдавалось буханьем в голове.
Ой, нет, сейчас уймётся боль – и
только тогда подниматься тихонько, неспехом... А то опять голова
закружится; упадёшь на ровном месте – и до дома-то не дойдёшь…
Окошко-то махонькое, голое, даже
пузырём не затянуто; просто дыра, прорубленная под крышей; отсюда,
с пола ничего в него не разглядеть. Можно только догадываться, что
день в разгаре. Птицы щебечут, деревья шумят… Где-то неподалёку
отчётливо прохрюкал кабан, ломясь через кусты, вслед за ним
затопали, завизжали кабанята. Хрюканье постепенно отдалялось,
стихало. Кабан, точно, с выводком. Неужто она в лесу?
В груди противно затряслась какая-то
жилка. Оставаться на месте было страшно, бежать – ещё страшнее. Как
её сюда занесло? Почему она спала, да так крепко, что даже не
почувствовала, как расшиблась? Немыслимо!
И вдруг, похолодев от догадки, Марта
едва не завыла в голос. Не могла она сама себя так приложить, это,
не иначе, как чужой кто-то огрел! Как раз, когда она решила угол
срезать и побежать краем леса – выскочил из кустов да жахнул
дубиной, много ли хлипкой девке надо? Ведь поговаривали, что
неподалёку разбойники промышляют. Вот её, дуру беспечную, белым
днём отловили, прихлопнули, затащили сюда и наверняка снасильничали
– чего ещё от плохих людей ждать. Ладно, хоть не убили…