— Письмо все равно придется писать. Хотя я уже вижу ответ отца:
“Виктор, это твои проблемы, разбирайтесь там сами, не до вас
сейчас”.
— С чего ты это так подумал?
— А как иначе? У него две маленькие дочери, заседания в советах,
игра в бильярд с самыми властными людьми в городе,
жена-красавица.
— Зря ты так. Вот напиши ему про магию, он сразу же найдет для
тебя время.
— Нет, я точно знаю, что даже с такой магией я ему не нужен.
Я упал на диван и бездумно смотрел в стену. Злость уже куда-то
подевалась, а в груди осталась только противная тяжесть. Мне ужасно
не хотелось отправлять жалобу графу Васильеву. Пропасть, возникшая
между нами за эти два года, стало настолько большой, что я уже не
воспринимал его, как семью.
Круговерть мыслей настолько меня захватила, что в какой-то
момент я понял, что начал проваливаться на Изнанку мира.
Первое, что я увидел, были даже не черные скалы и алый туман.
Нет. Это была она: ослепительно-белые волосы, здоровенный посох,
развевающаяся мантия и невероятная злость в глазах.
— Опять ты?! — взревела она своим голосочком. — Не смей тут
появляться, это моя территория!
— Позвольте узнать для начала ваше имя. Вижу вас второй раз, но,
к сожалению, мы так и не были представлены друг другу, — от
удивления я даже начал говорит, как меня учили в доме отца. — Меня
зовут Виктор Викторович. А вас?
Мой вопрос и отсутствие всякой реакции на ее вспышку озадачили
девчонку. Она начала открывать и закрывать рот, щеки ее покраснели,
а пальцы на посохе, наоборот, стали белыми.
— Да как ты... вы... смеете?! — выпалила она, но уже без прежней
ярости. — Мое имя вам ничего не скажет.
Она внимательно разглядывала меня, видимо, пытаясь понять,
почему я говорю, как аристократ, а выгляжу, как бездомный
бродяга.
— Позвольте тогда узнать, где я сейчас нахожусь и почему это
место принадлежит вам?
— Ты чего... — беловолосая на мгновение запнулась, — вы! Вы чего
мне лапшу на уши вешаете?! Это Изнанка мира! Совсем, что ли,
того?
Она покрутила пальцем у виска.
— Увы, не имею ни малейшего желания украшать ваши ушные раковины
мучными изделиями, — я уже начинал откровенно язвить, при этом
стараясь не выдать истинных эмоций. — Не будете ли вы столь
любезны, назвать мне ваше родовое имя, дабы я мог соблюсти правила
этикета, принятые в обществе.