– Увидишь,
– уверенно ответил я. – Так, ну, раз ты за главного, то нам с тобой
сегодня надо на объект съездить, с заказчиком тебя
познакомлю.
– А,
хорошо! Когда?
– После
занятий… У тебя же нет свободного посещения.
Мы
договорились с ним, что встретимся у проходной обувной
фабрики.
***
Москва.
Институт Бурденко.
– Мам, ну,
как можно было не заметить беременность!? – ходила взад-вперёд по
ординаторской Инна, бросая на неё возмущённые взгляды. А та ревела
навзрыд. – Ты это специально, что ли? Чтобы аборт было поздно
делать?
– Ахмад, в
любом случае, не разрешил бы, – сквозь рыдания ответила
Аполлинария.
– Причём
здесь Ахмад? Своя голова для чего? – негодовала Инна. – Вот, что ты
наделала?! Что ты теперь будешь делать?
–
Рожа-аать, – со слезами ответила ей мать.
– В твоём
возрасте? Ты с ума сошла?
– Ин, а
какие ещё есть варианты? – вступила в разговор её коллега и подруга
Нина Афиногенова. – Поезд уже ушёл. Теперь только рожать. Или ты
специально мать доводишь? – с укором смотрела она на
подругу.
– Нет! С
чего ты взяла? – тут же осеклась Инна. – Я, просто, боюсь! Что
теперь будет?
– Ну так,
мама ещё больше тебя боится, – возразила ей Нина. – А тут ещё ты
бегаешь, истеришь…
– Мам,
прости, – тут же кинулась к ней Инна и тоже начала в голос
реветь.
– Это что
тут такое? – вошла в ординаторскую Серафима Михайловна и
остановилась в испуге. – Что случилось, девоньки?!
– Да всё
нормально, – уверенно ответила Нина. – Сейчас
успокоятся.
– Мало мне
было двух братьев дошкольников, так ещё и младенец теперь будет! –
смеясь и плача одновременно, ответила Инна.
– О,
поздравляю, – потрясённо проговорила Серафима Михайловна. –
Ребёночек в таком возрасте – это подарок судьбы, награда за все
испытания.
– Правда? –
подняла голову, всхлипывая, Аполлинария.
– Ну,
конечно! Чего рыдать-то? Радоваться надо! – уверенно заявила
доктор. – Как говорят, первый ребёнок – это последняя игрушка, а
первый внук – это первый ребёнок. А у вас ещё и силы есть ребёнка
вырастить, и юношеский эгоизм вы давно уже переросли. У таких
родителей дети самые счастливые вырастают.
– Правда? –
почти успокоилась Аполлинария.
– Ну,
конечно! – улыбнулась ей пожилая доктор.
– Ага!
Значит, меня вырастили в юношеском эгоизме?! – поставила руки в
бока, смеясь, Инна.
– Тебя
бабушка больше жизни любила! – возразила ей, улыбаясь,
мать.