– Пойдем, я познакомлю вас по всем правилам, – подтолкнул меня
Рыбкин.
Я зашипел «Не надо сейчас! Не смей даже!», но Феликс изобразил,
что не слышит. В итоге от постыдного блеяния в попытках произвести
хорошее впечатление под прицелом десятков глаз меня избавила
начавшаяся торжественная часть бала.
Игравшая прежде музыка стихла, прозвенели невидимые
колокольчики, и все потянулись к сцене, расположенной в дальнем
конце зала.
Под всеобщие аплодисменты на сцену вышел Михаил.
Он поприветствовал всех и выразил надежду на то, что сегодняшний
вечер принесёт гостям удовольствие. И, явно не любя растекаться
мыслью по древу, сразу же перешел к сути: напомнил, что бал созван
в честь высокого гостя.
Взглянув на дверной проем поверх наших голов, Михаил
сказал:
– Прошу вас, Керув, заходите. Мы счастливы видеть вас, –
и, раскрыв крылья, архангел согнулся в низком поклоне.
Я хотел обернуться, но не смог, потому что зал вдруг наполнил
глубокий вибрирующий гул, похожий на звук после удара по гонгу. Он
был таким пронизывающим и тяжелым, что меня словно придавило на
месте, распяло, как бабочку в фоторамке. Мне показалось, что кипит
каждая капелька моей крови. Я метнул испуганный взгляд на тех, кто
стоял рядом – все были в том же положении, погруженные в звук, как
в патоку, не знающие, как сопротивляться ему.
Вслед за звуком пришёл свет. Зал, дотоле похожий на сумрачной
царство лесных фей, затопило мягким сливочно-золотистым сиянием.
Казалось, это сами предметы и люди загорелись изнутри.
Затем – запах и вкус. Мёд и молоко. Скошенная трава и весеннее
море.
Наконец я, как и все, обернулся, потому ко мне вернулась
способность двигаться. Но осязание было не таким, как прежде – я
как-то иначе чувствовал собственную кожу там, где ее касалась
одежда, по-другому ощущал прикосновения воздуха и стук собственного
сердца.
Когда я увидел гостя, вошедшего в зал, у меня перехватило
дыхание. Херувим (или Керув, как его назвал Михаил) не был похож на
ангелов.
Это была мерцающая, парящая в воздухе сущность, составленная из
множества крыльев, золотых обручей и глаз. Совершенно дикий
вид. От Керува исходило свечение и звон. Казалось, ему тесно в
замке – он изо всех сил пытается стать меньше, и всё равно занимает
так много места, что возле него сложно дышать.
Я не мог избавиться от ощущения, что херувим – сродни
катастрофе. Вроде цунами или урагана. Или сродни облаку. Грозовому
фронту. Он – природа, стихия, сырая сила – отнюдь не кто-то,
подобный нам.