А вот продать тебя
подороже немцам, как полезный экспонат, – это уже для Риекки
выгодно. Так он может заодно свою лояльность показать "друзьям" из
Третьего Рейха. Тем более, Риекки имеет прямые контакты с
руководителем государственной тайной полиции, Генрихом Мюллером,
который, как ты понимаешь, нужен нам в первую очередь.
Причём, контакты эти
давние и крепкие. С финнами Мюллер познакомился еще весной 1936
года. Тогда же в Берлин с ответным интересом съездил Риекки. По
сведениям, поступившим от проверенного человека, в ходе переговоров
Мюллер и Риекки обсуждали международную преступность. Но это все,
конечно, красивая обертка, мишура. На самом деле, под эгидой борьбы
с преступниками было решено исходить из того, что коммунизм – это
обычная преступная деятельность, и почему бы финнам не выдавать
Германии немецких коммунистов, оказавшихся в Финляндии.
А ты – вообще из
Советского Союза. Вот Риекки тебя и "продаст" Мюллеру за ответную,
равноценную, так сказать, любезность. Это то, что нам надо. Более
того, к подобному решению нужно Риекки подтолкнуть. Направить ход
его мыслей. Но когда Эско про немцев озвучит, ты в первые дни
активно изображай сомнения. Мол, размышляешь. Разрываешься между
РОВСом, там, вроде как, свои, и Берлином... "
– Устал, наверное? Или просто задумался?
Голос начальника сыскной полиции, прозвучавший едва ли не рядом
с моим ухом, вырвал меня из состояния легкого транса и вернул в
реальность. Я отвернулся от окна, в которое усердно пялился
последние минут десять, затем осоловелым взглядом посмотрел на
сидевшего рядом Эско. Пусть думает, будто меня просто в сон
клонит.
– Есть такое дело. Сами понимаете, господин полковник, по лесу
несколько дней шляться, это вам не лёгкая прогулка.
– Понимаю. Как не понять? – Кивнул Риекки. – Ну вот сейчас и
отдохнешь. Оно, конечно, разведка наша с тобой так нянчиться не
стала бы, Алексей. Ты тоже, знаешь, цени приличное обхождение.
Слова его на первый взгляд могли показаться неуместными. То
есть, просто, ни с чего, он вдруг про хорошее обхождение ляпнул,
когда речь вообще о другом шла. Однако я уже понял, каждая фраза
господина Риекки имеет смысл. Особенно, если она наоборот, выглядит
бессмысленной, как вырванный из контекста кусок предложения.
Мне просто дали понять, что я непременно должен оценить факт
целостности своего тела вообще и некоторых его органов в частности.
Дали понять, что все могло быть иначе. Я мог бы сейчас сидеть в
каком-нибудь особо глухом подвале без окон, где меня бы методично
учили говорить правду. Естественно, с помощью рук, ног и всяких
подходящих для этого инструментов.