– Я ж не украл, не увел, как лошадь! – доносилось до костра. – Они торговались, хуже барышников!
– Кто? Малый?.. – показал Соломон на меня. – Да умом убогий?.. Побойся бога, Ефрем!
Потом они снова долго-долго шептались. Наконец, Ефрем плюнул и махнул рукой. – Только ради тебя, друг!.. Но уж молчи! Где ты слышал, чтобы цыган товар вернул?
– Ты же знаешь брат, за мной не заржавеет!.. – уверял его Соломон. Он достал из кармана пачку денег и стал отслюнявливать бумажки.
– Просто людей жалко, не чужие… А этого, – он кивнул в мою сторону, – и второго, убогого, завтра бери с собой, пусть отрабатывают!.. Шлемазл!
Ефрем свистнул, крикнул что-то цыганское, и из темноты вывели нашу Маньку. Она шла, качая полным выменем, и жалобно мычала.
– Манюня! – прижался я к теплой шее и снова заплакал. Теперь от радости.
Обратный путь был гораздо веселее. Манька спешила домой, и мне приходилось чуть ли не бежать, чтобы не выпустить веревку. Соломон стучал своей деревяшкой рядом и не отставал от меня:
– Где этот телескоп-шмелескоп?
– У Сю… сю… ни… – всхлипывал я, но больше так – для Соломона. Уже у самого дома он сказал:
– Ладно… Со шмелескопом мы еще разберемся… Но деньги вы вернете! И с процентами!.. Будете вкалывать, как евреи у фараона! Рабами моими будете!.. Ферштейт?
– Угу… – а что еще мог я ответить.
Главное, не проговориться про Карла!
Утром я первым делом незаметно пробрался в «пещеру». Карл Иванович, нахохлившись, сидел на телогрейках.
– Вот! – сунул я ему крохотный кусочек хлеба и вареную картофелину. – Ешьте!
Больше слямзить не удалось. Да, по правде сказать, и неоткуда было. Мы давно забыли, как это – наесться досыта.
– Спасибо! – грустно кивнул головой бедный немец. – Их ферштее… я понимайт…
Он раскрыл свою сумку и достал конверт с бумагами.
– Мои карточки… Может, ви получать хлеб на талон… Или что еще будет в магазин…
Ну, что будет в магазине, я и так знал. Скорее всего ничего. За хлебом придется отстоять длиннющую очередь, на талоны «сахар» вдруг выкинут карамель, а талоны «жиры» отоварят комбижиром. Но это хоть что-то…
Я велел Карлу Ивановичу сидеть тихо, на улицу лишний раз не высовываться. Ну, уж если очень приспичит…
– А вечером что-нибудь придумаем, – бодрым голосом соврал я… Мы и так уже хорошо придумали: притащить немца к себе домой!