– Если любишь, надо было сразу! Просмотрел… – еле слышно ответила цыганка.
Гавриил Панкратович похолодел, когда до него дошел скрытый смысл ее слов, коснувшийся его тайны. С трудом сдерживая гнев, покидая галерею, он прошипел садовнику:
– В участок её!
Вторая бессонная ночь забирала остаток сил. В четыре часа утра он пошел к заутрене в церковь. Облегчение от дум не пришло, но в голове от обилия свечей и молитв прояснилось.
В девять утра советник был в камере задержанной. Узкое длинное серое помещение напоминало пенал. Единственным пятном мутнело крохотное окошко под самым потолком с грязным стеклом и чугунной решеткой, на подоконнике стоял огарок свечи.
Гавриил Панкратович долго молчал, впервые не зная, с чего начать. Цыганка заговорила первой, и тембр ее голоса был бархатно-мягким.
– Я не верёвочка, по которой ты найдешь ее. Отпусти ты меня… измучили меня здесь… спать не давали, воды не давали… Не со зла я тебе слова сказала, пожалела… Глупая она. А шла я за ее шкатулкой… Только велено мне было шкатулочку-то при себе держать, да назавтра в парке Петровском ждать. А кто придёт – не знаю… вот и всё… Отпусти ты меня, Христа ради. – Ваше высокоблагородие…
Гавриил поднял покрасневшие от усталости глаза и впился взглядом в цыганку.
– Вижу, сам измучился… остуди сердце… перекинь думы… – ласково проговорила цыганка. – Не ровня она тебе… пустышка…
За много лет он впервые усомнился в себе. То ли ночи, проведенные без сна, то ли потаённое, крепко спрятанное в душе вдруг обрело материю, облекаясь в слова. То, о чем болело его сердце, о чем не дозволял себе думать в часы одиночества, вдруг кровоточащей раной вырвалось наружу. Его глаза наливались кровью, что-то звериное просыпалось в нем.
«Как эта чернь посмела говорить о его чувствах к Лизе!»
– Не свирепей, высокоблагородие… тайну твою с собой унесу, здесь подвоха не будет… Отпусти меня, – будто прочитав его мысли, осторожно промолвила цыганка.
С трудом овладев собой, Гавриил отодвинулся от задержанной, выпрямился во весь рост и бесстрастным голосом с казёнными нотками проговорил:
– Завтра со шкатулкой будешь в том парке. Не дай бог, только подумаешь сбежать, пристрелю. После сделки отпущу.
Он подошел к двери и неожиданно ловким движением выхватил револьвер и, почти не целясь, сбил огарок свечи с подоконника. Расстояние две казённых сажени!