В эту ночь ему снились кошмары. Цыганка, перебрасывая края широкой юбки, кружилась по залу. Дождем из золотых украшений проливалось пространство вокруг нее… Портреты предков оживали на стенах… Всё кружилось в бесовском танце…
Гавриил очнулся, вскочил с кровати, оглядывая свою спальню.
Через час он был в надзирательской. Привели задержанную.
– Принеси что-нибудь поесть, – отдав поручение конвоиру, он сосредоточился на бумагах. Цыганка продолжала стоять.
Через пять минут в надзирательскую на подносе с белой салфеткой вплыли вкусно пахнущий чай с мятой и румяные пирожки.
– Руки ей освободи, – приказал Гавриил Панкратович.
Цыганка обессиленно прижималась к косяку. Когда дежурный вышел, советник отодвинул бумаги.
– Садись и ешь. Мне твои обмороки ни к чему. Дело нельзя провалить. Когда некто подойдет и заберёт пакет со шкатулкой, ТЫ! – он будто ударил – продолжаешь сидеть, пока не стихнет суматоха. Потом дойдёшь до набережной спокойно и чинно, завернешь за угол булочной и свободна!
Когда они сидели в закрытой пролетке, он не повторял инструкций, а наблюдал через окно.
– Через минуту пойдёшь! До парка квартал… За тобой проследят, я поблизости буду…
Молодая цыганка вдруг застонала, сжимая губы и скороговоркой произнесла:
– Прости меня, я всё сделаю как надо… Не ходи за мной, прости, прости… нельзя тебе говорить, да не могу я иначе, судьбу свою ломаешь, брось ты ее, не любит она тебя, да и не полюбит никогда. Даже если найдёшь её, силком к родителям отправишь, снова сбежит, а тебя ненавидеть будет, другая у тебя… другая будет, только ты не видишь ничего, не чувствуешь, обида в сердце живет, не ходи за мной, все сделаю и… пропаду…
Гавриил обернулся при первых её словах и наблюдал, как искренне, правдиво молит цыганка. В полутьме закрытого экипажа, она и на цыганку-то похожа не была: красивое светлое лицо, манящие глаза. И голос, срывающийся от волнения, завораживающий, нежный и доверительный. Он отмахнулся от разыгравшегося воображения и толкнул дверцу ногой.
– Ступай!
Она вздрогнула, покорно кивнула. На прощание распахнула в его сторону восхитительные глаза и вышла.
Петровский парк был излюбленным местом москвичей. Обширный пруд, лучи липовых аллей, ландшафтные излишества ещё радовали глаза великолепием осенних красок.