– Пилить! Пилить! – орал тем временем старик Жолнин. – А то как в лесу живем! Один скрып кругом!
А сосны, и правда, скрипели. Даже когда ветра не было. Но скрип этот был какой-то домашний. Как говорила мама, уютный.
Я посмотрел наверх. Сосны чуть качались и скрипели. А потом я посмотрел вниз. И вот те раз!
Протоптанную в снегу тропинку лениво пересек кот. Мало того, что черный-пречерный, так он еще тащил в зубах здоровенную крысу.
– Кыш! – заорал я не своим голосом: свой-то еще не проснулся. – Пошел вон, Кышмыш! Пропади ты пропадом, окаянный!
Но кот хоть бы что. Плевать он на меня хотел. И на имя свое не откликался. Словно всем своим видом показывал: «В гробу я вас видел!».
Делать нечего. Пришлось обойти соседний дом, где жила подружка Карина. И потопать мимо «Вороньей слободки» – так Каринин папа почему-то называл деревянную двухэтажку, под завязку набитую разным народом. Там жили Михайловы, Бурлаки, Кирилловы – всякой твари по паре.
Я шел себе и шел, загребая снег ногами. И мне бы так идти и идти, сначала к Дорохину, потом в школу, потом домой, Как каждый день получалось. Но сегодня что-то видно пошло не так. Потому что я вдруг услышал сначала какое-то карканье, а потом окрик:
– Пацан! Эй, пацан!
Смотрю, а на крыльце «Слободки» что-то черное. И оно каркает «Кра-кра-кра!». Еще смотрю, а это человек в черном ватнике, черной ушанке и с черным мешком за плечами. Сидит, согнувшись, и кашляет. Будто ворона каркает. Мне бы пройти мимо, да любопытство заело. Стою и смотрю. И не знаю, что это ключик поворачивается, и открывается дверь, в которую лучше бы даже голову не совать.
– Пацан! – снова позвал меня черный человек.
Что-то мне говорило, что надо бежать, только ноги непослушно несли к крыльцу.
– Ты здешний? – спросил черный человек.
– Ну…
– Лапти гну!.. Скажи-ка, Бурлаки все еще в этом доме живут? На втором этаже?
– Ну…
– Кончай нукать!.. Поднимись лучше наверх и вызови Иру!
– А что сказать?
– Скажи, отец внизу ждет!
– Какой отец?
Весь двор знал, что Иркин отец без вести пропал. Они и письмо об этом получили. И по сто сорок рублей им платили. В месяц. На что активистка Ковалева каждый раз ворчала: – Знаем мы этих пропавших! Небось, в плену отсиживались!..
И вот он сидит на крыльце и кашляет. Живой. Правда, черный весь какой-то.
– Скажи, пусть мать подготовит!