Нуониэль. Часть первая - страница 3

Шрифт
Интервал


– Долго ли, мой господин, нуониэли без пищи могут? – спросил его Воська.

– Сколько-то могут. Я в этих сказочных делах несилён.

Слова «сказочные дела» не разбудили во мне никаких воспоминаний. Только разболелась голова, и я снова стал падать куда-то далеко, в огромную, мрачную бездну. Ломпатри обнял меня и сам стал поить с деревянной плошки, но я уже не мог открыть уст.

– Вы только пейте, господин нуониэль, только пейте.

После этого мир исчез. Не знаю, сколько я блуждал в беспамятстве, но, главное, что со временем я снова вернулся к жизни.

Я много сплю. Просыпаюсь на час-другой, и снова впадаю в беспамятство. Когда мы движемся, очень хочется пить. Даже сквозь забытьё я ощущаю, как всё во мне усыхает. На привалах жажда слабеет. Но сны и видения одинаково сильны и непонятны в дороге и на отдыхе. Я отчётливо помню свой последний сон. Видение было столь ярким и ощутимым, что мне казалось будто бы оно – это моя настоящая жизнь, а всё, что происходило взаправду – игра воображения. Я стоял в огромной зале. Белый свет струился из высоких узких окон, отпечатываясь на каменном полу косыми полосками. Кроме этих косых, холодных лучей, кругом – лишь мрак. Густой мрак, стремящийся сожрать и окна, и каменный пол, и стены, которых я не видел, и меня самого. Я понимал, что окружающая тьма хочет схватить льющийся из окон свет, сжать его своими лапами крепко-крепко. Лучи света треснут, потом вовсе сломаются и рухнут осколками на пол, выложенный из немых надгробных плит. И когда я уверовал в то, что это вовсе не сон, а явь – видение закончилось, и я очутился в красной палатке, по которой стучал проливной дождь.

Ломпатри, голый по пояс, сидел на табуретке у входа под навесом. Он глядел в открытое поле, где хлопотал его слуга: Воська шлёпал по лужам, стаскивая пожитки с телеги и пряча их под неё, чтобы не намокли под дождём. Из палатки я увидел, как к нашему лагерю приблизился всадник. Он был одет так же бедно, как и Воська. Всадник быстро спешился и, не мешкая, зашёл в палатку. Озябший от проливного дождя, он стал снимать с себя мокрую одежду и греться у очага, выложенного камнями посередине палатки.

– Это Закич, – сказал мне Ломпатри, поправляя шкуры, под которыми я лежал. – Он наш коневод. Помните, господин нуониэль?

Мокрый до нитки коневод Закич повесил свою куртку и рубаху на шесток у очага и приблизился ко мне. Он легонько коснулся пальцами моей перевязанной шеи.