– Мои «Шкатулки, полные приключений» не нравятся вам…
– Вовсе нет, господин Фарринор, – возразил Войнич. – Я нахожу их ужасными… ужасно необычными. – Он побарабанил пальцами по шкатулке с другой книгой под названием «Путешествующий город», потом взял ее в руки и открыл: там лежали не только исписанные страницы, но еще конверт и компас.
– Вы обратили внимание, как скрипнула крышка? – робко спросил господин Фарринор. – Я добавил эту деталь, чтобы создавалось ощущение таинственности. И потом, разумеется, компас понадобится читателям, которые захотят отправиться на поиски Путешествующего города.
Маляриус Войнич резко захлопнул шкатулку.
– Хватит! – отрезал он. И спросил: – Это единственные экземпляры или есть другие?
– Других нет, а эти все ручной работы.
– Отлично! – Барон Войнич принялся ходить по комнате, рассматривая обстановку. – Если не ошибаюсь, вы любите путешествовать, господин Фарринор?
– О да, барон…
Его помощник выразительно покашлял.
– Я хотел сказать… Когда удается… Когда удается.
Маляриус Войнич остановился возле африканской маски, висевшей над камином, в котором потрескивал огонь.
– Догон, – заметил господин Фарринор.
– Что вы сказали?
– Маска, которую вы рассматриваете… Ритуальная маска племени догонов. Это народность в Центральной Африке, которая…
Маляриус Войнич обернулся:
– Вы смеетесь надо мной, господин Фарринор? Я не путешествую. Я ненавижу путешествовать. Путешествие – это неудобства, разные непредвиденные и неожиданные обстоятельства. Попусту потраченное время. А я не могу терять времени. Особенно теперь, когда нужно проверять таких, как вы. Есть одно обстоятельство, которое, однако, удивляет меня, если говорить откровенно. Вы ничего не придумали. В деревянных шкатулках не только… тексты, но и некоторые предметы. Конкретные вещи. Вы играете с реальностью.
– Совершенно верно, барон Войнич! – обрадовался господин Фарринор. – Вы совершенно точно выразились! Я играю с реальностью. У меня идея превратить приключение в…
– У вас идея! Идея! И вы называете это идеей? – гневно произнес Маляриус Войнич. И более спокойно прибавил: – Сколько вам лет, господин Фарринор?
– Через неделю исполнится двадцать два.
– Вот-вот! И вы всерьез полагаете, что можно иметь какую-то идею в двадцать два года? Полагаете, будто можете… писать книги и вырезать шкатулки, играть с реальностью… в двадцать два года?