Капитан оставался весел, что никак не вязалось с его лицом, продолжавшим хранить суровое выражение. Присутствовало в нем какое-то барство, отличавшее от остальных командиров. И это злило! Вот только эмоции следовало упрятать поглубже.
– Прекрасно представляю, – отозвался Тимофей и властно потребовал: – Фотографии!
Пожав плечами и всем своим видом давая понять, что подчиняется насилию, Рогов расстегнул нагрудный карман гимнастерки, вытащил из него два снимка и протянул их Романцеву:
– Только, пожалуйста, поаккуратнее. Они у меня единственные.
На первой фотографии была запечатлена миловидная женщина, по обе стороны от которой стояли мальчишки: лет восьми и десяти. Наверняка ее дети, уж слишком много на ее лице было отображено любви. Позади них возвышалось здание с полукруглыми балконами и богатой лепниной, на которой польскими буквами было написано «Ławka». На втором снимке женщина держала одного малыша на коленях, а второй, немного постарше, стоял рядышком.
– Кто это?
– Моя жена и дети.
– За границей отдыхаем?
– Это Львов. Там находится мой дом. Эта раньше он был заграницей. До девятнадцатого года город был под властью Габсбургов, с девятнадцатого по тридцать девятый – в составе Польши. А вот с двадцать второго сентября тридцать девятого по сорок первый он вошел в составе Украинской Советской Социалистической Республики, – со значением произнес Рогов. – Разумеется, со всеми людьми, что там находятся. Я – такой же советский гражданин, как и вы. Кстати, вы должны об этом помнить, ведь именно Шестая армия Киевского Особого военного округа вошла во Львов. Ведь вы же в этом округе служили?
– Вот только, в отличие от вас, день вхождения нашей армии во Львов я не помню, – натянуто произнес Тимофей, ощущая какое-то внутреннее сопротивление капитана.
– Все так, товарищ старший лейтенант, потому что Львов – это не ваш родной город. Что было со мной дальше? Дальше окончил школу красных командиров и мне было присвоено офицерское звание. Воевал на Зимней войне[10]. А вас что-то беспокоит?
Доводы основательные, веские. С такими не поспоришь, но сдаваться просто так не хотелось.
– А табачок у тебя откуда? – сурово спросил угрюмый старшина с обожженным лицом.
– А чем тебе мой табак не нравится?
– Уж больно дым от него ароматный идет, как от немецкого.