Понимаю, чего там. Это вам не современные Париж и не Амстердам.
Скорее, средневековые.
Пузатый отдышливый дядька в щегольской куртке с цветочком в
петлице и ярко-красных гетрах подходит к нам, гремя связкой ключей.
Позади него топчется, мучительно стараясь не глядеть на меня, юноша
с факелом.
– Ты кто? – нахально спрашиваю дядьку. – Чего вырядился, как на
праздник?
– Мейстер Франц, госпожа, – с достоинством отвечает он, слегка
поклонившись. – Палач.
– Палач? Серьезно что ли? Это так на самом деле выглядят палачи?
Не знала, прости.
Мейстер Франц снимает кандалы. С меня – последней.
А это шанс, понимаю я, разминая руки. Пока не привяжут к столбу,
надо действовать. Легко сказать, когда всюду враги!
Осматриваюсь. Плотный строй стражников, судьи, попы, бурмистр –
вся компашка собралась на помосте напротив столбов и замерла в
ожидании. Стареющий жеманный модник с залысинами уже раскрыл лист с
вензелями и печатями с целью торжественно огласить приговор.
Была не была!
– Бей, Настюха! – кричу я и вырубаю палача. Тот валится как
подкошенный. Его даже жалко стало, так смачно вышло. Выхватываю
факел из рук опешившего помощника, бросаю в ближайшую вязанку.
Огонь вспыхивает мгновенно, благо хворост сухой, уж ради зрелища
постарались, стервецы.
Стража явно не ожидает такой прыти от какой-то там девки и
сначала стоит, хлопая глазами. Этого хватает – я начинаю кидаться в
них горящими ветками. Некоторые бросаются врассыпную, один даже
роняет алебарду. Поднимаю алебарду и успеваю поставить блок первому
пришедшему в себя стражнику. Далее лягаю его в пузо, защищенное
кирасой. Ему, конечно, ничего, но толчок вышел знатный – улетел,
примяв еще парочку таких же остолопов. Еще одному выбиваю зубы
кулаком, шлем бедняги слетает в головы, подхватываю его и
впечатываю в морду третьему – тоже удачно, нокаут. Бросаю шлем в
толпу, и перехватываю алебарду обеими руками. С таким девайсом еще
не приходилось иметь дела, еще не считать «Dark
Souls», но ничего, справлюсь.
– Пошли нах, супостаты! – ору я, скорее чтобы подбодрить себя,
нежели запугать, но мои истеричные вопли всё же имеют эффект –
зеваки отодвигаются от греха подальше, отдавая инициативу
страже.
Надо тикать отсюда, лихорадочно думаю, ища пути к отступлению.
Неугомонный дедок на помосте что-то верещит, указуя на меня,
горемычную, зрители шумят, трясут кулаками, кутерьма. Стражники,
подчиняясь визгу командира, спрятавшемуся где-то позади,
группируются, напирают, но я кручусь, размахивая алебардой, не
давая им подступиться. Боятся, гады! Будете знать, как честных
девушек обижать!