– К делу? Вы куда-то торопитесь?
– Можно и так сказать. Я человек занятой, как и мои
спутники.
– Хорошо, хорошо! Только налью себе, секундочку. – Рейшо
наливает в бокал почти до краев и залихватски опрокидывает пойло
внутрь, рыгнув, как заправский алкаш. – Ох и хорошо! Ну так,
значит, дело…
– Так, постойте! – перебиваю.
– В чем дело, Лео? – спрашивает Бун.
– Мы тут вообще зачем?
– Как это «зачем»?
– Где Лис?
– Лис? – хлопает глазами Рейшо.
– Ну Георг? Данте, ты что молчишь? О твоем родственнике идет
речь, или о ком?
Дантеро встряхивается, словно просыпаясь, и соглашается:
– Да, что это я? Конечно, сначала мы хотим убедиться, что с
дядюшкой всё в порядке.
Рейшо мнется, наливает еще, но я выхватываю у него бокал, выхожу
на балкончик и выливаю вино на улицу. Хитрость, чтобы оценить
возможности к отступлению. Как любил говорить мой батяня: «в любой
спорной ситуации, доча, первым делом наметь пути отступления». Эх,
сюда бы его! Мы бы с ним быстро разобрались с дурным скопцом и его
прихвостнем. Как же мне не хватает этого противного словечка:
«доча»! Папа, папочка…
Но через балкончик не получится – высоко, и речка порожистая.
Можно кости переломать. Если и прорываться, то через строй врагов,
другого пути пока не вижу.
Возвращаюсь. Рейшо недоуменно пялится.
– Приведи сюда Георга, – требую я. – Ханки нажраться
успеешь.
– Однако! – больше изумленно, нежели рассерженно говорит Рейшо.
– Какая вы…
– Поддерживаю! – хмурится Дантеро.
– В самом деле, Герхард, – укоряет его Бун. – В чем
проблема?
Рейшо пару секунд раздумывает, потом говорит:
– Господин Георг в данный момент услаждает слух хозяина пением и
я бы не рекомендовал вмешиваться.
– Веди сюда Георга, мозгляк, или ты у меня запоешь! – закипаю
я.
Дантеро берет мою руку.
– Успокойся, Лео! Не злись, сейчас всё разрешится. Так ведь,
господин Рейшо?
– Однако!
– Рейшо, не тяни, ради Таба, – со слышимым раздражением в голосе
говорит Бун.
– Хорошо, я попробую. Только ради вас, господин Илио, только
ради вас.
– Вот и хорошо, я жду.
Удаляется, через минутку приходит, садится в кресло, потирая
руки.
– Штайн сейчас разберется.
– Кто такой Штайн? – интересуюсь.
– Мой помощник. Смышленый парень.
(Вот и последний из гроссбуха! Это тот, который у хозяина
приворовывает).
Сидим. И тут на сцену выходит сам хозяин, чтоб его. На первый
взгляд – гопник-переросток. Лысый детина с недельной щетиной и
физиономией, не предполагающей наличие ума, как такового. В
семейных трусилях, алом атласном халате и босой к тому же.
Курчавится волосатая грудь, глаза как у быка, на гладкой, как яйцо,
башке – жирный шрам. Блуд держит цепь, на другом конце которого –
Лис в нелепых цветастых одеждах, в шутовском колпаке и
по-скоморошьи разукрашенным лицом. Бедняжка менестрель плачет,
судорожно пощипывая лютню.