Она, подчиняясь какому-то невиданному магнетизму боли и смерти, скакнула из лукошка и упругой лентой метнулась к окровавленному асфальту.
Хозяйка округлила глаза и рот. Но звука из последней округлости не возникло. Все было слишком быстро даже для того, чтобы успеть воскликнуть или просто вздохнуть.
Все было слишком быстро.
Кошка, летящая с тротуара на проезжую часть.
Оживший двигатель Рено, хозяин которого закончил с предварительными показаниями и торопился отъехать от проклятого места.
Шуршание колес, об одно из которых ударилось и резко отлетело в сторону что-то маленькое и шерстяное.
Все было слишком быстро.
Водитель заметил и, пробормотав что-то вроде: «Чур, чур меня! Это уже слишком!» – с силой вдавил педаль газа.
Рено взвыл и, отплевываясь дымом, стремительно скрылся за поворотом.
Мертвая кошка, без единой кровинки, серо-палевым пятнышком прижалась к поребрику.
Хозяйка так и не закричала. Ее губы беззвучно и совершенно бесперспективно пытались сложиться в привычное «Мамзель!», но зова не получилось. Да он и не мог быть услышан той, от которой совсем на том же месте, где несколькими минутами ранее ее кошачьей души, отлетела человеческая. Если только то, что называют душой, бывает у кошек.
Осиротевшая хозяйка искала воздух жадным ртом и хваталась за сердце.
На свете не без добрых людей. Ее заметили и вызвали скорую.
Должно быть, работники скорой помощи, были удивлены точным повторением адреса, который уже обслуживали несколько минут назад…»
– Ох, как хорошо! – порадовался писатель. – Вот это будет книга!
И он даже погрозил кому-то невидимому (будущему критику, что ли) пальцем. Так легонечко, для острастки.
И тут же палец его замер, так и не дописав в воздухе очередную дугу нравоучения. Замер, потому что замерло и все писательское существо. Замерло от очередного приступа сиренного воя.
Писатель бросился к окну.
Оттуда было прекрасно видно, как рядом со скамейкой, где откинув голову, задыхается соседка, останавливается амбуланс. Как проворные санитары выскакивают из машины и тянут за собою носилки. Как соседку бегло осматривают, слушают пульс, подключают к баллону с кислородом. И наконец, погружают в машину и увозят.
Терзаясь страшной догадкой, страстно желая и страшно боясь повернуть голову, писатель остолбенел и впился пальцами в подоконник.