Пробы демиурга - страница 5

Шрифт
Интервал


Впрочем, последствие-то было еще только впереди. И значит, никто не имеет права упрекнуть мужчину, спускающегося в лифте многоквартирного дома, в недогадливости.

2. Клаустрофобия

Первым сюрпризом оказалась какая-то внезапная техническая неполадка, из-за которой лифт, привычно прошуршав с полтора этажа, вдруг зашелся скрежетом, похожим на старческий кашель, и замер.

Честно говоря, в лифте писатель еще никогда не застревал. И хотя у него имелось смутное понятие о каких-то аварийных кнопках, которые, в случае нажатия, сигнализируют ремонтной бригаде о необходимости явиться на помощь заключенному в железной коробке, он не был уверен в том, что нужные кнопки сработают и что кто бы то ни было отзовется на сигнал о спасении.

– А может, это просто кратковременный перебой с электричеством – успокоил он самого себя. – Вот сейчас лифт дрогнет и покатит себе дальше.

Лифт не шелохнулся.

– Или сейчас кто-нибудь вызовет его на своем этаже.

Не тут-то было.

– Да ладно. Даже если и поторчу тут немножко, тоже не страшно!

На самом деле было страшно.

– А вот и нет! И вообще, писателю полезно иногда застревать в лифте. Можно набраться впечатлений, задуматься о важном.

О чем, конкретно, стоит задуматься, он решить не смог, а потому поддался глазам, которые от нечего делать стали рыскать по стенкам и изучать следы пребывания в этой коробке других человеческих существ.

Следы были разнообразные. Скабрезные картинки, международные символы и претендующие на увековечивание надписи о факте пребывания тут того или иного индивидуума или целой стаи таковых. В общем-то, ничего интересного для писателя. И только одно жирно намалеванное слово привлекло его внимание. Приблизительно на уровне его глаз, чуть наискосок, как позорное обращение лично к нему значилось: «Казел!»

Сам факт подобного обращения он еще мог пережить, а вот ошибку в правописании – ни за что. Писать слово «козел» через «а» мог позволить себе лишь самый отпетый извращенец и враг человечества. А потому, затрепетав всем своим писательским нутром от возмущения, узник лифта достал карандаш и переправил неправильную букву на «о».

После этого как-то полегчало.

Правда, ненадолго, так как лифт и не думал приходить в себя. Положение становилось все более неприятным.

На часах было 9.30. Писатель засвистел.