Рука, легшая не на талию, а чуть ниже — случайность или нет? Постоянные попытки пересечь некую невидимую глазу, но четко ощутимую линию личного комфорта — как на это реагировать? Нет, конечно, можно и нужно было одернуть нахала, но… Настя не решалась. В том числе и потому, что и тут слишком велик был шанс проиграть — острой на язык она никогда не была и вечно придумывала хлесткие фразы только через час после того, как они были нужны. Другое дело в историях, которые она писала! Вот там-то герои всегда находили, что сказать, и знали, как правильно поступить…
Так что Настя терпела и отмалчивалась, наивно надеясь, что шеф охладеет и оставит своего секретаря в покое. Маме Настя тоже ничего не рассказывала, чтобы не волновать ее. Не было сомнений, что она тут же предложит уволиться, но ведь потом уже не устроишься на такую высокооплачиваемую и, в общем, совсем ненапряжную работу. А значит, опять придется садиться ей на шею, на которой и так сидел Степка — Настин младший брат… Продержаться хоть бы до лета, когда каникулы в институте позволят заняться поисками нового места!
С этими мыслями Настя вошла в офис и замерла на пороге, увидев, что ее рабочее место занято — за столом сидел шеф.
— Доброе утро, Михаил Иванович. Я не опоздала?
— Нет-нет. Это я пришел раньше. Вот думал, может, от тебя подарочек какой будет твоему усталому и одинокому начальнику.
Настя смотрела растерянно, и Рябов с улыбкой пояснил:
— У меня сегодня день рождения.
— О! Поздравляю вас.
— Как, и это все? — Жадный взгляд Рябова скользнул по телу Насти.
Сегодня на ней был бежевый костюм — узкий пиджачок, юбка-карандаш, которая, так соблазнительно открывала стройные колени и обтягивала ягодицы. Рябов невольно сглотнул, чувствуя первую волну возбуждения.
А вот Настя стояла и мысленно корила себя: «И вот спрашивается: зачем так вырядилась?! Надела бы что-то не такое в облипку, тогда, может быть, он не смотрел бы так, будто видит перед собой не живого человека, а… что-то съедобное».
Настя и представить себе не могла, как она ошибается и насколько точно повторяет поведение всех тех девушек и женщин, которые, оказываясь в подобном положении, виноватыми считали не наглеца, пристававшего к ним, а самих себя.
Рябов же, разглядывая ее, вспомнил, как однажды, еще в сентябре, оказавшемся неожиданно жарким, он увидел через вырез легкого летнего платья Насти, когда та нагнулась за упавшим документом, мелькнувший розово-коричневый сосок. Член тогда отреагировал немедленно, причем так яростно, что пришлось ретироваться в кабинет — в приемной сидели посетители… Но и теперь, спустя два с лишним месяца, одна лишь мысль об этом мимолетном видении вновь вызвала сладкое томление.