Коган (глухо и устало). Должны были остаться. Только подай их сам, пожалуйста, ладно?
Романько. Голова болит?
Коган (откинул голову, но тут же вернул в исходное положение). Так, что кажется, вот-вот расколется.
Романько. Прими порошок.
Коган. Перед сном.
В течение этого диалога Романько достаёт плошку со щами, разогревает их на газовой плите.
Хотя, какой уж тут сон. А что в Думе?
Романько. Александр Фёдорович обратился к солдатам, Гучков брызжет слюной, Милюков дерёт глотку.
Коган. Содомия, одним словом.
Романько (подаёт щи Ардашеву). Приятного аппетита!
Ардашев. Покорнейше благодарю! (ест, но как бы через силу).
Романько. Серёжа, может, тебе тоже что-нибудь съесть?
Коган. Дед, издеваешься? Мне кусок в горло не лезет!
Романько (помолчав). Если что-то потребуется, я у себя в кабинете. (уходит).
Пауза.
Ардашев (отодвигает практически нетронутую плошку со щами). Если честно, мне тоже. Отказываться было неудобно.
Коган. Оставь. (помолчал). Ардан, сходи в прихожую, там, у меня в шинели, в правом, кажется, кармане, портсигар и спички.
Ардашев. Хорошо. (уходит, потом возвращается с портсигаром и коробочкой спичек, кладёт перед Коганом. Тот закуривает, предлагает товарищу, Ардашев проделывает то же самое. Молча курят, спохватившись.) В столовой же нельзя, наверное!
Коган (выпустил дым). Какая разница?
Колотят в дверь.
Откроешь? Я, как пытаюсь пройтись, начинает казаться, что голова сию секунду лопнет!
Ардашев уходит и возвращается с Любимовым. Тот выглядит не лучше Когана: у него немного оторвана нижняя губа, на лице кровоподтеки, хромает.
Коган молча смотрит на него. Любимов снимает шинель, отдаёт Ардашеву.
(Любимову.) Vos et Brutus!>36
Ардашев. Tu non melius.>37
Любимов. Я был в карательном отряде. В казармы больше не вернусь, довольно!
Коган. Это те, кого вы карали, тебя так?
Любимов. Да.
Коган. Ох…
Ардашев. Принести что-то?
Коган. Да, будь добр. Аптечку. В моём кабинете, первый ящик стола. И шинель повесь.
Ардашев исполняет все просьбы. Коган обрабатывает раны Любимова, тот периодически морщится от боли и айкает.
(смачивая ватку в йоде.) Ну, потерпи чуть-чуть. Тебя никто не просил карать народ.
Любимов. Народ никто не просил бунтовать!
Коган смазывает ему раны.
А… А-а…
Коган. Тихо ты! Прямо, как барышня кисейная.
Любимов. Пацанёнок один с ножиком был, насел на меня, губу, видно, отрезать хотел!