Но сейчас власть попала к недалёкому хохлу, притом до того безграмотному, что ума совсем нет своего. Слушает партийных советчиков, кои в сельском хозяйстве совсем не рубят, хотят всё окончательно коллективизировать, зачем вам неразумным свои коровы говорил Никита – молоко можно брать с фермы, а овощи с полей. Толка он плохо понимал, что фермы не в каждой деревне, а овощи сеют не везде и что ездить по бездорожью за каждой картошкой или луковицей, ахинея, получается, говорили крестьяне. «Экую страсть вытерпел сельский народ» думал, Михалыч занимаясь домашними делами, а ведь Вятка меньше всех по стране пострадала от репрессий против кулаков, мало было крепких хозяев. Ну, были в каждой деревне один, от силы два побогаче. Сейчас начали возвращаться из Сибири высланные в тридцатые годы, один такой сосед по фамилии Копытов вон ползает каждый день перед окнами, показывает всем фигушки, притом двумя руками, что с него возьмёшь, справка у него по голове. Ему даже власти вернули его же недостроенный двухэтажный дом, первый этаж кирпичный, была такая мода до революции.
Погода же на улице продолжала портиться, задул довольно сильный ветер и какой-то интересный без порывов совсем, в отличие от нормального. Этот ветер враз пригнал тёмные низкие тучи, до того зловещего вида, что Михалыч даже перекрестился когда пришёл с улицы, куда ходил до колодца раз несколько.
Стало совсем темно, хоть зажигай керосинку, он снова вышел на крыльцо, эта зловещая чернота уже захватила всё небо и только на горизонте мельтешила узкая полоска яркого солнца. Ну, чистый поздний вечер подумал, – Михалыч и услышал первый грозный удар грома.
Затем ветер ещё усилился и больше не слабел, он только набирал свою дурнущую силу: первый удар приняла на себя небольшая копёшка стоящая за огородом. Казалось, просто дунул сказочный великан и сено, за пару секунд поднялось в воздух и растворилось в нём. Михалыч с трудом добрался до собачьей будки за баней и отцепил своего Полкана, но пёс никуда не побежал, а как-то исхитрился, нырнул в отдушину под избу, хотя никогда пролезть туда не мог. Ветер же продолжал усиливаться и бушевать, полетели кверху соломенные крыши бань и хлевов, хозяин с трудом вернулся в избу, – сумасшедшая буря, решил он и осторожно выглянул на улицу, где творилось настоящее светопреставление, она была завалена мусором и сорванными наличниками, по ней бегала чья-то обезумевшая бурёнка, но она скоро исчезла куда-то. Огромная черёмуха у соседей была сломана возле основания и торчала как гнилой зуб, – хорошо мои далеко работают и в деревне совсем мало народу, решил Михалыч и посмотрел в угол, где висели и стояли ещё иконы его матери, не раз прятанные ей от ретивых комсомольцев активистов.