Распятый дервиш - страница 19

Шрифт
Интервал
Тебе я верю, веришь ты,
а мы зароем клад под фикусом
из слёз, надежды и мечты.
Наш президент, воруя, кается;
народ, как водится, шумит.
Ничто в природе не меняется,
песком становится гранит.

«Подол истории подняв…»

Подол истории подняв,
решил взглянуть – а как там? что там?
Да, вот такая я свинья,
служу примером всем блевотам!
Я там такое увидал,
что ни сказать, ни слова вставить!
И смерти чудится оскал,
но ни к чему уже лукавить.
Но ни почём и никогда
Луна мне маяком не станет.
Я – одинокая звезда
и тайна истины в стакане.
Я не зарытый ночью клад
и наважденье от похмелья,
июля липкий снегопад,
и иллюстрация безделья.
Довольно!
Спрячусь под подол.
Вернее, в темень подподолья.
Путь у истории тяжёл –
от Аркаима в Лукоморье.
И от надежд небытия
до усмирения амбиций.
Гори, гори моя звезда,
я возвращаюсь синей птицей.

«Снова лето и снова снег…»

Снова лето и снова снег.
Но как будто сто лет назад
слышал я твой жемчужный смех,
видел я твой алмазный взгляд.
Снег на улице, смех в душе.
Нет. Скорее, наоборот.
Ночь красавица в парандже
изменяет планет полёт.
Ни назад пути, ни вперёд.
Святый Боже! Оборони!
Топит снега водоворот
мысли призрачные огни.
Обмани меня, обними,
чтобы чёрный растаял снег.
Не молчи, молю, позвони,
если я ещё человек…

«Ты не звонила двадцать тысяч лет…»

Ты не звонила двадцать тысяч лет.
Я где-то жил, ты где-то обреталась.
Во мне кричал не разум, но поэт,
но тонкая извечная усталость.
На вялость рук ложится вешний дождь,
на вялость дум – белёсые снежинки.
Мне кажется, что ты уже не ждёшь,
и солнце, как бесёнок на пружинке,
сверкает из-за облака глазком,
которое ползком в весеннем небе.
И в скверике сидит со стариком
весёлый март – прочитанная небыль.

«Я всем раздам по оберегу…»

Я всем раздам по оберегу
от неприятельских забот.
И тащит конь мою телегу
куда-то вдаль, но не вперёд.
И упирается пространство
в посеребрённый свод небес.
Избавь, Господь, страну от пьянства, –
у нас давно лютует бес.
Его сподвижники в короне
пророчат нового царя,
чтоб восседал опять на троне
наследник беса-упыря.
Не говоря ни тем, ни этим
о тайне будущей Руси,
я знаю, скоро мы отметим
победу…
Господи, еси!
Живу под игом иудейским,
но вспоминаю, как в те дни
Христос сказал по-арамейски:
«ИлИ! ЛамА савАхфани?..»

Из цикла «Огарок темноты»

24 января 1919 г.

Кровь расстрелянных поэтов –
это зимняя заря.
Может, кто писал про это
Следующая страница