– Я спрашиваю, Джанни, – повторяю вопрос, тряся у него перед
носом бумагой, – что это такое?
– Это, госпожа Лео, – гордо отвечает он, – легенда о ведьмачке
Лео, или повесть о невероятных приключениях принцессы света,
защитницы сирых, убогих и обездоленных, оплота добра и
справедливости. Как вы и просили.
– Да это же невозможно читать! Я и первое предложение до конца
не осилила. К тому же, почерк у тебя тот еще! Можно обойтись без
этих твоих завитушек и прочей ерунды?
– Я вознамерился, с вашего благословения и одобрения, милостивая
госпожа, начертать возвышенный эпос о славных подвигах вашей
светлости. Как вы и просили, смею заметить. И приступил ко сему со
всею страстию и неутомимостию, на кою только способен, ваша
светлость!
– Ой, вот только не надо!
– Простите, не надо чего?
– Не надо меня титуловать, сколько раз просила! Какая я тебе, к
чертям собачьим, светлость!
– Но, ваша светлость, как я могу… – начинает он растеряно. – Да
ведь вы же… Ведь я со всем почтением к вам, моя благородная
властительница. И притом, вы совершенно точно знатных кровей – у
меня на этот счет глаз наметан. Я бы титуловал вас иначе, но
уступая вашим настойчивым…
– Да хрен с тобой, называй как хочешь! – машу я рукой.
После своего спасения писарчук в отдельных местах был
невыносим.
Мы его нашли с месяц назад, ослабевшего от холода и голода,
одичавшего. И заросшего черной бородищей. Он и без того выглядел
чудно – помните усищи метелкой, бороду веером? А после страданий
Джанкарло превратился, ни много ни мало, в лешего. Я чуть не
прихлопнула его, приняв за одного из зомбаков, в изобилии
расплодившихся в последнее время.
Оказалось, что наш высокоученый этнойец дал деру сразу, как
только почуял неладное. Это произошло еще до моего заключения в
тюрьме приснопамятного Блуда. Хитер бобер! Чуйка у прощелыги что
надо!
Захотел вернуться на родину, даже прибился к какому-то обозу,
отсыпав половину сбережений, но по дороге на обоз напали
разбойники, клутжи по-здешнему, разграбили его, народ поубивали, а
его взяли с собой в качестве повара. Дело в том, что этнойцы
повсеместно славились как превосходные повара. Но к Джанкарло это
не относилось. Соусы у него были пересолены, жаркое недожарено.
Поэтому его собрались повесить, но не повесили, так как на клутжей
вовремя напали «чудища невиданные, ужасные и свирепые до
умопомрачения, крови жаждущие». Под шумок писарчук смылся и далее с
переменным успехом шатался по лесам и горам, ожидая «неминучей
смерти». С переменным потому что одно время он отсиживался у
какого-то глухого и полуслепого деда на чердаке, пользуясь его
запасами, а когда незваного квартиранта прогнали односельчане,
питался кореньями и мхом, ночуя на деревьях – в пещерах водились
звери и очень часто «порченные».