— Постарайтесь, пожалуйста, — попросила я на прощание. — Ваша
еще не написанная книга может принести более благодетельный эффект,
чем все прежде изданные тома «Истории».
— И все же, Эмма Марковна, чем объяснить такую вашу…
Показалось, что историограф хотел сказать «настырность», но
вместо этого произнес «настойчивость».
— Николай Михайлович, — сказала я проникновенно и серьезно, —
нас объединяет одно. Мы создали свое благополучие собственными
усилиями, и лично мне не хотелось бы видеть его разрушенным из-за
ошибочных убеждений одних и упрямства других. Сейчас вы пишете о
старой Смуте, и у вас шанс предотвратить новую.
Карамзин кивнул, и мы расстались.
Посетила Карамзина, обнадежилась и отправилась в дальний зимний
путь. Скромным табором из двух возков, надежных и комфортных.
Первым посещенным городом стала Москва. Скорее транзитный пункт,
чем место встреч и переговоров. Во-первых, я и так наведывалась
туда не меньше двух раз за год. Во-вторых же, хоть
Первопрестольная, в отличие от Питера, построена не на болоте,
завязнуть в Москве — плевое дело. Придется нанести не меньше
тридцати визитов — и различным тузам с пиковыми дамами, персонажам
грибоедовской Москвы; и деловым партнерам с их московской
неторопливой задушевностью. Не то что бездушный суетливый Питер,
где договоришься или нет — понятно после первой чашки кофе.
И это ладно. Если задержаться в Москве, придется принимать
гостей самой, а они посыплются, как овес из мешка в конскую
кормушку. Завтрак, обед, ужин, десять чаепитий в день. И расспросы,
начиная от здоровья незнакомой мне Екатерины Ильиничны из Псковской
губернии до «правда ли, что ваш Сашенька в наводнение спас царского
племянника и теперь живет при дворе?». Ох уж эта
Москва-всезнайка!
Принимать пришлось бы в моем салтыковском особняке. Мы с Мишей,
когда уезжали из Москвы, долго решали, что с ним делать. Продавать
не стали — городской сбор на недвижимость копеечный, содержание
тоже. Я еще и уменьшила его, сдав часть комнат в аренду. Жильцы
подбирались симпатичные, правда, в лучшем случае оплачивали лишь
дрова. Бедные студенты-дворяне, а иногда и не дворяне, вроде гения
математики семнадцати лет, пришедшего пешком из Тобольска, круче
Ломоносова.
Тридцать непрошеных гостей в сутки — непозволительная нагрузка
на этот мирок и растрата времени. Потому я провела в Москве два дня
и одну ночь. Две деловые встречи, плюс бегло просмотрела мешок
корреспонденции на мое имя. Три письма потребовали немедленного
ответа, а одно — незапланированного визита в старообрядческий
торговый дом. Остальные письма решила вскрыть и прочитать в дороге.
Намеренно отложила дела и принялась показывать Первопрестольную
своей маленькой спутнице.