От меня крепостные уходили редко. Луша, кормилица Лизоньки и
мать Степы, стала одним из исключений. Познакомилась с
красавцем-канцеляристом на Масляном лугу, впрочем уже тогда
официально именуемом Марсовым полем. Кроме парадов, поле было
известно горками и каруселями, особо популярными на Масленицу.
Тут роман и завязался, причем бурно и крепко. Митенька был
усаст, плечист, речист, да еще умелец послушать. Начал вещать
девице, как в ополчении воевал с Наполеоном, каких страстей и чудес
навидался. Луша ему рассказала про дивную барыню, у которой игрушки
паровые, лампы невиданные, а главное чудо — барыня служанок не
просто не обижает, а даже уважает. Самой Лушке не жаловаться: была
старшей горничной, не столько сама работай, сколько за другими
приглядывай. Луша молодилась, одевалась модно, так что за
крепостную и не принять.
Сам канцелярист Митенька был сиротой из Воспитательного дома, с
прекрасным почерком и множеством прочих безупречных служебных
достоинств. С одним исключением, как оказалось позже. От простого
писца дослужился до губернского секретаря. Побывал у меня в гостях,
каюсь, особо к нему не пригляделась, передоверив Павловне. Та
угостила влюбленную парочку, понаблюдала и вечером сообщила, то ли
с похвалой, то ли со вздохом:
— Два угодья в нем, Эмма Марковна.
Оба угодья я узрела лишь на свадьбе, где была неофициальной
посаженной матерью. Митенька пил не по-жениховски, но не икал, не
ругался, не повышал голоса, не забывал имен новых знакомых. Я
решила: случайность, первый раз в жизни дорвался до хороших вин.
Правда, настойчивым шепотом убедила Лушку в эту ночь уложить его
баиньки, а консумировать брак следующей ночью, на трезвое тело.
Заранее приняла меры, чтобы в этой истории не было очевидного
мезальянса. Митенька взял в жены мещанку Лукерью Ивановну. Вольную
Луша получила еще до обручения, записали ее в сословие, название
которого позже станет обидным, а сейчас — обычное дело. У
Митеньки-сироты не было родни ни чтобы отговорить от неравного
брака, ни чтобы восхититься щедрым приданым.
Пригласили на свадьбу и начальника Дмитрия. Тот подарил
охотничье ружье, собачий свисток и собачий арапник. По поводу
последнего предмета заметил:
— А это — чтобы в семье был мир да лад.
К такому «мирдаладу» я относилась с особым скепсисом и
потребовала уточнений.