— Если бы мы узнали, что Луша и Степа заперты в амбаре в
соседнем селе, мы бы уже туда мчались, — ответила я. — Но они в
Москве, где — неизвестно. Это во-первых. Во-вторых… Ты помнишь
правила помощи?
Кажется, мы их проговаривали. Или нет. В любом случае дочка
ожесточенно сперва кивнула, потом помотала головой. К чему какие-то
правила, если сейчас Степашу держат взаперти?
Слушает, и на том спасибо. Но согласится ли?
— Луша и Степа не просто похищены. Степан узнал опасную тайну.
Их мало найти, их надо освободить невредимыми. Во-вторых,
Степан…
На миг замерла, чтобы найти слова, понятные и не очень обидные
для друга.
— Степан подчинился злодеям. Он им нужен, прямо сейчас он в
безопасности. И в-третьих, помнишь, как прошлым летом в Голубках
мужик порезался косой и Настя перевязала ему вену? Почему она так
сделала?
— Потому что умела, — торопливо ответила дочка, недовольная тем,
что я прибегла к наводящим вопросам.
— Потому что рядом не было фельдшера, — пояснила я. — Михаилу
Федоровичу подчинена вся полиция империи, и он не раз выручал людей
из более опасных историй. И все похищенные были живы.
— Мы отправим письмо папеньке и поедем дальше? — спокойно
спросила Лиза. — Да, маменька?
Посмотрела на меня. И вся наша дружба, все наше доверие,
восстановленное после истории с «греческим кораблем», на глазах
превращалось в сосульку, внесенную в дом и брошенную на печку.
Что сказать? Что делать-то? Пусть сейчас произойдет что угодно,
только наша дружба не растает. И не пострадает моя миссия…
— Что это, маменька? — с искренним удивлением спросила
дочка.
Верно, уж очень сильно я углубилась в мысли. Потому что поняла:
это не особо одиозный порыв ветра, а рожок. Новый сигнал, уже
совсем близко.
И почти сразу в дверь застучали и раздалась жалобная мольба:
— Помогите, спасите, Христа ради!
Как связаны труба и крик? Неужели моя импровизированная молитва
услышана? И не будет ли хуже по ее последствиям?