И на протяжении четырёх лет, с того самого момента, как жизнь
наша разделилась на «до» и «после», предоставленные сами себе, мы
продолжаем жить по новым законам. Никто их не смел нарушить, ибо
они оберегали нас от пропасти.
И один из них: необходимость беспрерывно нести дозор, следя за
забаррикадированным центральным выходом, за которым простирался
новый, таинственный и опасный мир.
— А я вот думаю: ну не может быть так, чтобы все люди, всё
население Земли разом погибло, — после продолжительного молчания
сказал Вася. — Это тогда что получается? Не только в нашем городе,
не только в нашей стране, но и в других – во Франции или Германии,
например – тоже всё уничтожено. Уже четыре года прошло, а я всё
никак в это поверить не могу.
— В самое страшное верится труднее всего, — ответил ему
Антон.
— Но ведь мы же уцелели. Чудом, но уцелели, — не отступал от
своего Вася.
— Понимаешь… нам просто повезло. То, что мы сейчас здесь, за
костром сидим, греемся и болтаем. Везение-то такая штука: к одним
людям лицом поворачивается, к другим жопой. Думаешь, за эти четыре
года, если бы кто-нибудь там — Антон кивнул в сторону запечатанных
дверей, — спасся, на связь бы не вышли, никак о себе не заявили?
Тишина и глушь. Даже мародёров нет. Я уже не знаю: хорошо это, или
плохо.
— Но ты говоришь про отдельно взятый город, а я про весь мир, —
Вася не желал уступать ему.
— Всё полетело к чертям, вот что я думаю. Мы остались одни в
этой Вселенной.
Вася вздохнул, опустил свой потускневший взгляд вниз, и на
некоторое время воцарилось молчание. Было слышно, как с шипением
горели чёрные угольки на дне бочки, озаряясь багровыми рубцами,
пронизывающими их поверхность. Я молча смотрел на них, воображая,
что внутри каждого уголька сейчас бушует целая Преисподняя.
— Ну а ты что думаешь, Паш? — Вася посмотрел на меня поверх
танцующих сполохов. Его глаза наполнились какой-то надеждой, что я
сейчас скажу именно то, что он хочет услышать. Будучи безучастным к
этому разговору, я понял, что отвертеться не получиться.
— Ну… знаешь, я стараюсь не думать об этом. Вообще.
— Тоже смирился? — разочарованно спросил Вася.
— Не до конца, но я уверен, что внутри каждого есть хоть
маленький огонёк надежды. Даже у Антона.
Тот хмыкнул, молча смотря на костёр. Антон сидел спиной к
лестнице и лицом к главному выходу. Мы с Васей сидели по бокам.
Никто и никогда из дозорных не садился спиной к дверям. Острая
настороженность не позволяла поворачиваться к ним спиной, особенно
в последнее время.