Тряхнув головой, всмотрелся получше в
свое отражение и вздохнул. Похож, очень похож… но не я. Нет
привычных отметин‑шрамов, большую часть которых я получил в
шебутном детском возрасте, зато имеются иные, в немалом количестве,
но самое главное – глаза. У меня всегда были серые с прозеленью
зенки. Помнится, в детстве, когда я что‑то выпрашивал у матери и
доставал ее до печенок, она все фыркала, требуя, чтоб я своими
болотами на нее не таращился. А у этого… тела глаза почти черные.
Темные‑темные. Непривычно.
Я передернул плечами. М‑да, жилистый
персонаж, я, помнится, хоть задохликом в этом возрасте не был, но,
кажется, все же был похлипче. Или просто нескладней?
– Налюбовался? – Я аж
подпрыгнул от неожиданности, услышав этот голос. Обернулся, окинул
взглядом стоящего в дверях старика совершенно деревенского вида и
вздохнул. Ну да, обстановка как бы намекает. Комната, в которой я
очнулся, тоже не тянет на спальню в городской квартире.
– Да, – хрипло ответил
я.
– Вот и ладно. Надевай портки, и
идем за стол. Старая как раз обед собрала. Заморим червячка, потом
поговорим… о разном, хех. – Усмехнувшись в седые усы, дед еще
и поторопил, кивнув в сторону небольшого столика у кровати, на
котором лежала стопка вещей: – Ну, так и будешь столбом
стоять?
– Иду, – откликнулся я.
Тесемки‑завязки… одевшись по
деревенской моде эдак семидесятилетней давности, я прошлепал босыми
ногами на выход из спальни и оказался в длинной комнате с огромной
русской печью и лавками вдоль стен. Красный угол с потемневшими
иконами под беленым потолком, массивный стол, за которым может
разместиться немаленькая семья, домотканые половики‑дорожки, низкие
окна… старина так и прет изо всех щелей. Куда ж меня занесло‑то,
а?
– Садись, юноша, потом
оглядишься. – Старик, уже устроившийся на лавке чуть ли не под
самыми образами, указал мне на табурет и, не дожидаясь, пока я
выполню «повеление», отвел взгляд куда‑то в сторону. – Мать,
скоро ты там? Мужики есть хотят!
– Потерпишь! – откликнулся
из‑за занавески женский голос, но почти тут же его обладательница
выплыла в комнату. Высокая, статная, в годах уже, правда, но… волос
черен, голос силен, да и движется совсем не по‑старушечьи. Походка
плавная, взгляд ясный. Ох и непроста «мать». Совсем непроста.
Звучно брякнул об подставку на столе
пышущий жаром чугунок, тут же рядом оказались миски с соленьями и
тарелка со свежими огурцами и помидорами. Мятая картошка со
шкварками, ароматный домашний хлеб… от обилия притягательных
запахов я чуть не подавился слюной. В животе голодно заурчало, и
едва в руке моей оказалась ложка… Как там? Дела подождут? Вот‑вот.
Я и не подозревал, насколько голоден, оказывается.