— Откройте! ФСБ!
Рыбаченко сразу понял, зачем к нему пришли. Он уронил телефон на
пол и сильным рывком открыл ящик стола, рассыпав всё по полу. Из
груды бумаг он вытащил лакированную деревянную шкатулку.
В ней лежал наградной ПМ с дарственной надписью от Министерства
Обороны и Павла Грачёва лично. Этот пистолет генерал зарядил и
приставил к подбородку.
И тут-то генерал-майору Рыбаченко, которого солдаты после штурма
Грозного прозвали Толик-мясорубка, стало страшно умирать.
Так страшно, что он замер на месте как парализованный, а спецназ
ФСБ спокойно выбил дверь, отобрал у него пистолет и заковал в
наручники, всё это делая под запись оперативной съёмки. После этого
генерала увезли в Большой дом на Литейном.
А помощник генерала, полковник Петров, сидел в первом классе
самолёта, летящего в далёкую Читу, пил шампанское, ел бутерброд с
красной рыбой и в уме считал свой процент от семидесяти миллионов,
которые он перевёл на другой счёт, подделав подпись генерала и
назвав его секретный код от счёта в кипрском банке...
* * *
Московская область, на следующий день
Сегодня Платонову было не до сауны. Он сидел со своими
секретарями, зарывшись в бумаги, а потом вызвал к себе Каримова и
Дженготова.
Встреча была назначена в конференц-зале на втором этаже,
просторном помещении с большим телевизором на стене и несколькими
телефонами. Безопасник и спец по особым поручениям ждали хозяина,
сидя за длинным чёрным столом, между собой не разговаривали.
Каримов иногда листал стопочки досье, иногда покачивая головой и
досадно крякая, когда читал что-то неприятное.
— Ну и Волков, хитрюга, — шепнул он.
— Впечатляет, Альберт Иваныч? — насмешливым тоном спросил
Ахмед.
— А ты-то чё лыбишься? — грубо ответил Каримов. — Это у тебя
обосрам-с. Я-то сразу сказал, что Волков хитрит, вы оба не
поверили. А ты мало того, что с чеченами ошибся, так ещё и он в
прошлый раз тебя сделал, как сопляка малолетного.
— А Григорьев разве не твоя зона ответственности? Этот чекист
сделал копию записи в ресторане и отдал Волкову. За двести тыщ
долларов, как я слышал. Куда ты смотрел, Альберт Иваныч,
дорогой?
— Я говорил, что Григорьев мать родную продаст, а меня не
слушали. Знаешь, я в своё время Андропова знал, когда он
председателем Комитета был, и предупреждал его, что страна под
откос несётся. И Крючкову с Багатиным говорил то же самое. Никто не
слушал. Вы тоже меня не слушаете.