Первый из них, массивный орк с тёмно-зелёной кожей, что скрестил
могучие руки на груди. Его угрюмый взгляд был устремлён в
пространство, а сильно нахмуренные брови намекали на явное
недовольство. Рядом с ним сидела эльфийка. Её утончённое лицо не
выдавало ни единой эмоции, но едва заметный изгиб губ, то ли
усмешка, то ли сарказм, говорил о том, что она сейчас мысленно
общается с орком. Вероятно, через чат, ведь иногда её взгляд
мелькал в его сторону с едва уловимым раздражением.
Третий пассажир явно выделялся среди них. Это был паукообразный
с восьмью хитиновыми конечностями, которые аккуратно сложились за
его спиной. Его наряд выглядел сложнее и замысловатее, чем у
остальных: широкополая соломенная шляпа, украшенная маленькими
перьями, и многослойный, богатый тканями костюм делали его образ
почти экзотическим.
Однако больше всего внимания привлекал четвёртый незнакомец. Это
был Серафин — величественный Ангел. Существо с белыми,
переливающимися иногда огненными оттенками перьями крыльев и
холодным, пронзительным взглядом. Его лицо, освещённое мягким
светом, казалось знакомым.
Серафин, не отворачиваясь, смотрел прямо на Фрэнка. Их взгляды
скрестились в молчаливом поединке, словно всё происходящее вокруг
перестало существовать. Минуты не прошло, как Пилигрим нарушил
тишину, и его голос прозвучал.
— Через полгода я приду к тебе — произнёс он резко и
уверенно
— Не думаю, что позволю тебе это сделать — холодно отозвался
Серафин. Его голос звучал низко, спокойно, но в нём скрывалась
опасная уверенность.
— Встретимся у Башни, рядом со склоном — настаивал Пилигрим.
Серафин слегка усмехнулся, и на его лице появилось выражение
превосходства.
— Кажется, ты не понимаешь, что мне не нужны обещания фаната,
проигравшей на состязании Девяносто Шестого Мурима, — произнёс он,
нарочито медленно.
— «Двадцатое Полнолуние» случится — ответил Пилигрим, с трудом
сдерживая гнев. — Не думаю...
На этом разговор прервался. Напряжение, словно невидимый туман,
окутало всех присутствующих. Остальные лишь молча наблюдали за этой
странной дуэлью взглядов и слов, осознавая, что были невольными
свидетелями чего-то куда большего, чем просто ссора двух давних
знакомых.
Апатия толкнула Фрэнка под бок, заставив того вздрогнуть. Её
недовольство было написано на лице, как на раскрытой книге, и
взгляд, полный усталости и раздражения, не оставлял сомнений в её
настроении. Парень повернул голову к ней, и в этот момент Серафин
понял, что разговор окончен. Концы его белоснежных крыльев слегка
дрогнули, словно от холодного порыва ветра, но, несмотря на это,
его лицо оставалось бесстрастным. Фраза о «Двадцатом Полнолунии»
явно задела его, но он не видел смысла продолжать обмениваться
словами с сидящим напротив.