Подходит к концу лето, и вновь становится видимым созвездие Тельца с его главной звездой Альдебаран. Огненный бычий глаз смотрит понуро на землю с укором. Месяц молодой не рад жатве. Не соло нахлебавшись, сидит в пустом доме воришка смешной. Пора уходить; на небесную лазурь он и так давеча смотрел, что глаза устали, а ведь новый приют необходимо вновь искать. Но вот мелькает тень – нет, не показалось. Какой-то человек. Стоит, словно мумия, и смотрит туда же, что и ты. А что, если попытать судьбы и облегчить его ширман, а может и «страдания» – как получится. А заметил прежде всего мальчишка эту тень по горящему кострищу, которое уже было заметным, и с хорошим потенциалом, поглощавшим все вокруг. А статуя стоит и не оборачивается. Заинтриговала ситуация озорника. Этот, даже по рамках своего реального возраста, низкорослый, с мастерством и легкостью мартышки или капуцина, мальчик, слез через окно и стал приближаться к тому самому месту. Тайком, медленно подходя, как маленькая рысь, к своей добыче.
Однако, жертва была не по зубам ему, пока. Его перочинный ножик, и семилетние ручонки, тряпье и нехитрый куш в виде наспех взятого бронзового подсвечника, завернутого в нехитрую ткань – полусгнившую парусину, с характерным узлом, который, впрочем, был сделан крайне посредственно, что едва держало за спиной всю эту систему, в перевес через деревянную квазитросточку, одолженную у какого-то невнимательного законопослушного гражданина и кустарно переделанного под «третье плечо», путем банального воздействия пилы или какого-то иного инструмента. Комичную ситуацию создавало и то, что в разгар ночи, на нем был головной убор, а этот «товарищ» явно не был из рода «детей-растений», который под лучами месяца представлялся крайне поношенным, затертым и растертым в отдельных местах до дыр, прям как у некоторых представителей нового времени в начале их сногсшибательной «карьеры».
Вскользь, прокрадываясь рядом со стоящими сарайчиками в один ряд и уже во всю горящей мастерской, малыш стал подходить к странному господину. В это время, замертво стоящий резко ожил; то ли резко пробились его ушные пробки, игнорирующее все, что происходило раньше, либо же он захотел слышать. Сделав полуоборот влево, в характерной для военного выдержке, с ровной стойкой, он вытащил из того, что можно было назвать жалким подобием легкого пальто, а именно Манлихер. И стал медленно подносить его к височной области. Мальчишка замер на месте, находясь на расстоянии сорвиголовной дуэли – то есть на расстоянии гарантирования попадания друг в друга, шагов семи-восьми, чем активно баловались напоследок некоторые русские офицеры и представители дворянства не в самом далеком прошлом, не имевшие никакого рассудка, как и всякий дуэлянт.