«Людские волны без вины виноватых катились на крайнюю точку востока – в бухту Находка, на так называемую „транзитку“. Это было преддверие ада…» «Сквозь колючую проволоку» (из дневников Аркадия Акцынова – этапированного)
Но кто в этот сентябрьский вечер мог о таком полагать. Ничего такого еще не было, несмотря на то, что здешний регион не был обделен для тех, кому предписывалась ссылка, но далеко не в таких масштабах, что позднее, уже при советах.
С каждым часом приближался момент ломки. Капитан предчувствовал это – ощущая своим телом. Ох как он винил себя в том, что вовремя не обратился к лекарю. А уже было поздно. В лазарет на судне он не верил, так как знал докторишку – «ряженного» по своей сути, обычного рыболова, который был вынужден поменять свою профессию по причине проблем с ногами – вызванным переохлаждением, во время одного из выходов в море. Он еле передвигал ногами – и какой же этот лекарь?
Его терзали муки совести, ведь он был ответственным за «Гельвецию» и ждал облегчения, смены. Но время не торопилось. Висящие в капитанской рубке часы не желали сменять время, неторопливо, будто издевательски, делая робкие шаги в будущее. Им было так прекрасно оставаться в настоящем – таком красивом и уютном, без ненастной погоды, которая ждала их впереди.
***
Лишь два пассажира корабля не радовались пейзажам и другим достопримечательностям. Да, прошло уже почти два дня, и разбитые до крови кулачки об двери и стены не привели ни к чему. Жажда, голод, недостаток кислорода, тошнота, и желание курить. Это было адово.
– Спасения не будет – слезно сказал Ваня, в очередной, тридцатый раз.
– Нас никто не слышит – ни звука с внешней стороны. Мне кажется, что мы ошиблись, это не тот корабль. – сказал Саша.
– Тот, тот, почему здесь так жарко и душно, мы здесь долго не протянем. Мы уже тут очень долго – кажется вечность. Корабль идет по морю – это понятно, но почему мы не слышим звуков с той стороны?
– Не знаю, но я хочу и пить, есть и поскорее выбраться с этого страшного чулана, мне плохо от нахождения здесь.
– Зачем мы на это пошли. Как же так, мы умрем?
– Я не знаю, но похоже, что да. Давай не будем говорить, меня тошнит.
– Хорошо, согласен, и рот уже сухой.
Они выглядели крайне жалким образом. Кровь на одежде Вани, бледный как смерть товарищ, приступы истерики с завидной периодичностью. Клетка закрылась и не собиралась открываться. Жуткая ситуация, без малого шанса во спасении. Только лишь случайно прошедший на совершенно близком расстоянии мог услышать их голоса – и то, это зависело от ряда причин, таких как возраст и мешающие звуки окружающей среды в виде бессметных ударов волн об корпус, звучание мотора и иные специфические «радости» для ушей.