Прохор Терентьевич жил бобылём. И стирать трусы лишний раз по лености избегал.
– Оглох, что ли?.. Перестань!.. Эй ты, негодяй!.. —
Голос дворничихи терял служебное безволие. И то, что поначалу по добродушию можно было принять за выкомуры>3, теперь приобретало угрожающий характер. Прочитывалось уже предвзятое, личное отношение к жизненно необходимому действию Прохора Терентьевича.
Он бросил напоследок взгляд на орошённое место, поинтересовавшись, обо что же забрызгались ботинки.
– Да пошёл же прочь, тварь ты эдакая!.. Тебе говорю! —
Костлявое тело дворничихи совершенно налилось праведным, как она полагала, гневом, и, вероятно, потеряло первоначальную окраску… во всяком случае, на лице. Дворничиха оторвала свою скудную задницу от стула и с метлой наперевес медленно двинулась к палисаднику… Как фашистский танк.
Прохор Терентьевич и теперь не придал этому значения. Потому как полагал, что вражеские действия носят только угрожающий характер: работает человек, он подневольный, с него спрос, если что…
Бодрая струя Прохора Терентьевича освободила из-под свежих листьев некий белёсый пластик. Он был явно присыпан. И Прохор Терентьевич вспомнил детство… Тогда он с товарищами собирал конфетные фантики, рыл неглубокую ямку, накрывал фантики стеклом и закапывал… Это называлось «клад». А потом спустя время сам же осторожно разгребал землю и разглядывал фантики сквозь стекло… Было таинственно и оттого интересно…
В горле запершило, а из носу на земь упала капля…
«Танк» меж тем приближался:
– Ну сейчас ты у меня и получишь, тварь ты эдакая! Ужо по заднице-то накостыляю, а то и шланг твой вонючий перебью нахер!..
Да только, как и тогда в детстве, любопытство взяло верх над чистоплотностью. И Прохор Терентьевич, пренебрегая приближающейся опасностью, наклонился и не погребовал взять обмоченный пластик…
Предмет оказался весомым. Прохор Терентьевич быстро отёр его о траву, кое как уже перемахнул ограждение и поспешил скрыться с добычей меж домами.
– Сунься ещё, попробуй… – услышал он вдогонку умиротворённое урчание «танка»… И уже совсем мягкое, ласковое, с привзвизгом даже:
– Мерзавец. —
Укрывшись за трансформаторной будкой, Прохор Терентьевич принялся раздирать добычу, крепко стянутую клейкой лентой. Она плохо поддавалась. Нетерпение, поднимаясь из нутра к горлу, понудило рвать пластик зубами. Прохор Терентьевич, ощущая вкус мочи, отплёвывался и про себя ругался матом…