«Изумрудные твои волны
Затопили мой оберег.
Может быть, я сама, невольно,
Выделяю тебя из всех.
Может быть, поддаюсь не глядя,
В малословной игре двоих,
Оттого даже в смелом взгляде
Моём искренний страх притих.
Я вопросов твоих, столь льстивых,
Как манящих огней боюсь,
Мне всё кажется, что красивых
Всех ты выучил наизусть.
И меня, как стекла обломок,
Подбираешь на берегу,
Но не знаешь, насколько тонок
Мир, который я берегу.
Словно бабочка, сердцем, чувством
На любой огонёк лечу.
До утра, как в прибрежном буйстве,
Я в тревоге своей мечусь».
– Мне кажется, ты как-то слишком гладко пишешь… слишком просто. Нет внутреннего движения, шероховатости, не за что зацепиться. Жизнь же сложнее, – сестра никогда не щадила её, бросая критику, как хлопья в тарелку с молоком.
– Наверное… – она смотрела между написанных строк и чувствовала, что только привычка сопротивляться чужому влиянию сейчас не даёт ей согласиться с сестрой. Ей самой уже до одури хотелось этих трещинок, зазубринок, дырок и рваных лохмотьев в своих стихах. Она, умница, «спортсменка, комсомолка» понимала, что уже подошла довольно близко к границам, за которыми рассыпается закрепощённость. – Наверное, ты права, жизнь сложнее…
Тони делал это снова и снова – выхватывал её из толпы глазами, заставлял обернуться, задавал пугающе откровенные вопросы. Она уже была готова идти за ним, только бы пригласил, куда угодно. В любое время ночи: днём он работал, заигрывая с каждой второй потенциальной клиенткой, но совсем не так, как с ней. Её он желал сильнее, но этим и отпугнул. Был бы чуть внимательнее к её кукольному существу, увидел бы, на каких тонких нитях она качается, проявил бы терпение, и всё бы было. Но он перетянул и… сорвалась рыбёшка.
– Пожалуйста, не смотрите на меня так! Вы меня пугаете, – чуть ли не первые её слова, сказанные ему за неделю знакомства. Она здесь, конечно, вела свою игру, но тоже не рассчитала. Её вины в этом совершенно никакой, просто впереди было уготовано нечто более существенное, и судьба потребовала жертвы. Отдать шашечку, чтобы выйти в дамки.
– Мы вас пугаем? О, простите, мы совсем не хотели, мы не хотим вам ничего плохого, да, Петэр? – сначала она подумала, что он издевается, отвечая на её вопрос местоимением «мы», но когда он произнёс другое имя, она наконец вышла из Тониного гипноза и увидела