Я же по большей части всё ещё слабо
представлял о том с чем конкретно мне придётся столкнуться. Как
объяснила Кристина М. это было необходимо для того, чтобы изучить
первичную реакцию исследуемого объекта и мою реакцию на объект.
Если бы я подготовился, то никакой реакции скорее всего бы и не
было, следовательно и изучать было бы нечего, а отсюда следует то,
что смысла приходить мне сюда также нет.
Уничтожение же объекта
подразумевалось лишь в крайнем случае, если всё выйдет из-под
контроля. Хотя если объект действительно способен как-то
воздействовать на мужчин, например на их разум, то одной снятой
печати будет мало.
– К чёрту размышления! – хлопнул я в
ладоши, в очередной раз нарушив тишину. – Я хочу увидеть этот
объект прямо сейчас!
Но в этот раз даже никто не осудил
меня за столь неподобающее с точки зрения протокола содержания
поведения. Мне просто указали рукой на дверь, после чего мне
пришлось пройти через три воздушных шлюза. В абсолютно герметичную
камеру с крайней затхлым воздухом.
Однако освещено всё было прекрасно,
трое охранников женского пола дежурили в этой камере круглые сутки,
сменяясь с напарниками и другими группами. Ещё двое наблюдали за
всем через камеры. Раз в месяц камеру чистили и обследовали на
предмет неисправностей. В частности следить приходилось за
прожекторами, которые идеально освещали каждый сантиметр помещения,
дабы не было ни одной тени, ни одного тёмного места.
В центре же, внутри клетки, прямо на
полу лежала абсолютно голая девушка. Кожа её была словно ночь, но
имелись белые словно мел пятна. Сама она свернулась клубочком,
обняла колени и дрожала, изредка дёргаясь в жутких судорогах.
– Хм... – подойдя к клетке я
задумался.
У неё не было вообще ничего, даже
одежды. Абсолютно голая, в абсолютно стерильной камере. Мне не
давали никакого досье на неё и уж тем более каких-то засекреченных
документов, однако с учётом столь строгих протоколов... очевидно
она доставляла массу неприятностей, пыталась сбежать и перебила
множество людей с помощью подручных средств.
Потому всё убрали, оставили её в
одиночестве при постоянном свете. Вероятно во тьме она ещё опаснее.
При этом свет её раздражает, она от него прячется за грязными
выпадающими волосами, за своими весьма молодыми руками. На вид ей
было лет двадцать пять, очень молодая, но вероятно лишь внешне.