Ухожу, предварительно закрыв его на защёлку, отмериваю двадцать минут времени на все процедуры. А пока надо хорошие ножницы найти да отсандалить ему эти патлы вместе с бородой. Чтобы строить из себя рок-звезду или преподобного отца, надо ночевать не под забором и ванны принимать регулярно.
- Анна Никитична, - заглядываю в кандейку к санитарке, - а помнишь у нас ножницы в столе лежали большие, острые?
- Помню, - отвечает, а сама сидит чаёк из блюдечка цедит, аж пар от неё идёт, согревается, - я давеча полотно стригла на тряпки половые, сейчас найду. А тебе почто?
- Хочу бомжу космы окарнать, пока новых друзей себе не завёл.
- Танюшка, а не шибко ль ты за него взялась? – ох, у Никитичны глаз намётан, - не дело это! Смотри, не прикипи к бомжу-то!
- Ну, нет! Анна Никитична, - укоряю опытную даму, словно, она какую крамолу обо мне подумала, - просто Вам же тогда придётся, его в отделение не возьмут с такой шевелюрой. Ладно бы нормальный человек был, а бомжа точно не примут, скажут: на кой нам тут рассадник нужен!
- И то, правда, - соглашается, встаёт из-за стола, - пошли за ножницами.
Возвращаюсь в душевую, прихватив с собой нужный инструмент и старую простыню, что Никитична припасла на ветошь. Прежде чем войти, прислушиваюсь. Вода вроде уже не шумит, не иначе отмылся болезный, но меня не зовёт. Стучусь тихонько, в ответ тишина. Отпираю, заглядываю.
Сидит сиротинушка на бортике, ссутулился и мёрзнет. Завидев меня, сразу распрямляет плечи и глядит уже уверенней. Мокрые пряди откинуты со лба назад, так что открывают лоб незнакомца. И я невольно подмечаю, что он высок, красив, правильной формы и даже сказала бы, аристократичен. На нём нет возрастных морщин, только две вертикальные полоски над переносицей, которые и образовались-то именно сейчас, при виде меня, заставляя его напрячься.
- Ты чего, молчишь-то, мил человек? – спрашиваю укоризненно, - а если бы я чаю попить ещё присела, так бы и куковал здесь? – он только глазищи свои на меня уставил, но по-прежнему безмолвствует, - не иначе обет молчания дал? – шучу. Уж не знаю, как и разговорить, но странно это, по глазам видно, что не дурачок, что велю – исполняет, но не то чтобы слово молвить, даже не мычит!
– Ладно, горюшко, молчишь, Бог с тобой, давай красоту наводить. Я, конечно, не мастер, но под горшок, думаю, сумею, - беру его ещё сырую гриву в руку, он не спорит, но когда вынимаю из кармана халата ножницы, шарахается, как чёрт от ладана!