Дмитрий Алексеевич Старыгин отступил на несколько шагов и осмотрел повреждение холста.
– Не так уж страшно, Агнесса Игоревна, – проговорил реставратор, – один короткий разрез, с аккуратными краями. Вот тут внизу, как раз между сапогами лейтенанта. Я постараюсь сделать это за два-три дня. Будет незаметно…
– Только не торопитесь! – Седая дама округлила рот. – Ведь после вашей работы картину осмотрят эксперты страховой компании, чтобы оценить величину ущерба и размер страховки… поэтому важна не быстрота, но тщательность работы!
– Вы ведь знаете, что на эту картину уже дважды покушались, – продолжал Старыгин, внимательно осматривая края разреза, – в 1915 году некий сапожник, оставшийся без работы, вырезал кусок из правого сапога лейтенанта ван Рейтенбюрха, а в 1975 году бывший школьный учитель набросился на картину с хлебным ножом и нанес капитану Баннингу Коку и тому же лейтенанту Рейтенбюрху дюжину ран…
За разговором он придвинул к огромному станку, на который было натянуто полотно, передвижной прибор для ультразвукового исследования и склонился над его экраном.
Реставратор замолчал.
Он молчал еще несколько минут, и это молчание становилось все более напряженным, все более тягостным. Воздух в комнате словно наэлектризовался.
– В чем дело, Дмитрий? – Хранительница почувствовала его волнение и шагнула ближе. – Что-то не так?
– Не так. – Старыгин отступил в сторону, вынул из брючного кармана белоснежный платок и вытер пальцы. – Очень даже не так… Взгляните сами…
В это время дверь комнаты распахнулась, и в нее колобочком вкатился кругленький седенький старичок с младенчески розовым лицом и длинными, лихо закрученными усами. Он взволнованно сжимал маленькие ручки, на его лице было выражение радостного предвкушения, какое бывает у детей накануне праздника.
– Где она, Анечка? Дайте мне на нее взглянуть!
– Иван Филаретович! – хранительница повернулась к вошедшему. – Позвонили бы заранее, я встретила бы вас…
Иван Филаретович Крестовоздвиженский, занимавший пост главного хранителя голландской живописи до нее, был для Агнессы Игоревны высочайшим авторитетом.
– Что ты, Анечка, – он ласково улыбнулся и достал круглые очки в металлической оправе, – я вполне еще могу самостоятельно перемещаться… тем более в такой день… самый счастливый день моей жизни… день, когда я увижу эту картину…