— Вот это другое дело! — я довольно хмыкнул. — Ладно,
собирайтесь. Пойдем посмотрим вблизи на то, что всех тут так
влечет...
Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая черную стену
Изнанки в темные тона.
Мы дружно поднялись, принялись проверять снаряжение. Каждый
действовал уверенно, словно десятки раз репетировал эти движения.
Да так оно, собственно, и было – за время нашего путешествия мы
научились действовать как единый механизм.
Когда с подготовкой было покончено, я повел своих людей к
границе Изнанки. По пути еще несколько раз оглядывался на лагерь,
подмечая детали, которые раньше ускользали от моего внимания.
Блэквуд сидел у своего костра, окруженный немногочисленными
последователями. Его лицо не выражало ни малейшего признака скорби
о погибших. Это меня немного задело...
Чёрт, я так и не выяснил, были ли погибшие в его группе! Этот
вопрос неприятно царапал сознание, не давая покоя. Что-то было
неправильным в поведении старика. Складывалось впечатление, что он
намеренно... избавляется от лишних! Но зачем? У него же есть все, о
чем может мечтать мужчина – власть, уважение, две молодые
ведьмы-близняшки в постели. Казалось бы, живи себе и радуйся!
Собирай силы, копи ресурсы, а потом уходи отсюда королем. Но нет...
Что-то здесь явно было не так.
Изнанка вырастала перед нами подобно стене абсолютной тьмы. Это
было не похоже ни на туман, ни на дым – скорее на чернила, разлитые
в воздухе, но так и застывшие в неподвижности. Казалось, сама
реальность здесь надломилась, обнажив свою изнаночную сторону.
Граница между мирами выглядела неестественно четкой, словно кто-то
провел по воздуху гигантским ножом, разделив пространство на
«здесь» и «там».
И чем ближе мы подходили к этой границе, тем сильнее я
чувствовал неправильность этого места. Мои обострённые чувства
сходили с ума – духовное зрение показывало колоссальный столб
чистой энергии, поднимающийся в небеса, но глаза отказывались
фокусироваться на нем, создавая ощущение, что сам мозг
сопротивляется попыткам осознать увиденное.
В нескольких шагах от границы мир словно умирал. Звуки исчезали
один за другим, будто их поглощала бездонная пропасть. Сначала
пропало пение птиц, затем шелест травы под ногами, и наконец, даже
стук собственного сердца стал казаться далеким и нереальным,
каким-то потусторонним. Запахи тоже истончались, выцветали, пока не
остался только один – едва уловимый аромат пустоты, если пустота
вообще может иметь запах.