А не вековой затхлостью.
Агата, переодетая в старомодное
платье, которое старушка достала из глубин платяного шкафа, немного
расслабилась. Боль, что стискивала сердце последние часы, ненадолго
отступила, позволив выдохнуть.
— Рассказывай, — напомнила бабушка
Рая о себе. — Я понимаю, хорошо иногда и помолчать, но ты явно сюда
не за чаем пришла. Что натворил мой внук?
— Откуда вы знаете, что дело в
Серпе…
— Я хоть себя и люблю без меры, но
сомневаюсь, что молоденькая девочка прибежит ко мне с утра
пораньше, чтоб за жизнь поболтать. Да ещё и в разодранной одежде.
Только не говори, что вы подрались? Я тогда внука сама прибью.
Нельзя с хрупкой девушкой силой мериться, пусть даже она и умеет
обращаться в боевую форму.
— Нет-нет, мы не дрались. Одежда
никак с Серпом не связана, — покачала женщина головой. — Я…
Обещаете, что не осудите меня сразу же, а дослушаете?
Она задала этот отчаянный вопрос,
потому что после разговора с мамой уже не доверяла никому. Даже
если прабабушка Серпа встанет на сторону внука — пусть она хотя бы
выслушает до конца. А не сразу же примет всё в штыки и скажет:
«Сама виновата, иди и мирись».
— Не сомневайся, деточка. — Старушка
отхлебнула чаю, закусила куском лимона в сахаре и с удовольствием
сморщила лицо. — Я столько лет прожила на белом свете, что
перестала осуждать кого-либо. Не стесняйся, я всегда на твоей
стороне.
Эти слова немного успокоили Агату. И
она начала говорить. С самого начала, обо всем, что терзало ее
душу. О сомнительных делах Серпа, о брошенных им словах про измену
и отцовство Злата. О детях, которых он попросту выкрал — а затем не
впустил Агату в дом и сказал, чтобы вымаливала прощение через
неделю. Про историю с одеждой и машиной тоже обмолвилась, чтобы
успокоить старушку — тут обошлось без её внука.
Баба Рая слушала молча, не перебивая.
Взгляд её выражал исключительно глубокое сочувствие. Иногда она
покачивала головой или тяжко вздыхала.
— Раньше Серп таким не был, —
закончила Агата и осторожно взглянула на старую женщину.
— Ты и сама знаешь, в чем причина
всех перемен, — глухо отозвалась та. — Родовой дар — тяжелая ноша.
Особенно если не тебе он был предназначен.
— Как это «не тебе»? — спросила
Агата, жадно впитывая информацию.
— Я ведь тоже носительница дара, —
напомнила баба Рая. — Я тоже вижу чужие смерти и могу удерживать
души существ на земле. Только вот мне дар достался по праву
рождения. Он избрал меня первой в поколении и никуда больше не
уходил. Потому, наверное, я и сохранила рассудок. Если же дар
переходит к тебе после смерти брата или сестры — он меняет раз и
навсегда. Я наблюдала такое. Вот, к примеру, Максим, дедушка Серпа,
мой сын. Раньше он был совсем другим.