На это муж вдруг усмехнулся и
наклонился чуть ближе, сообщая доверительным тоном:
— Златон не мой ребенок. – Внутри
что-то оборвалось. Что он только что сказал? — Так что с ним можешь
поступать так, как считаешь нужным.
Он улыбнулся и вздохнул, словно был
рад наконец сказать то, что тяготило уже давно.
— Что ты несешь?! – Если Серп хотел
таким образом сбить ее с толку и сменить тему, у него прекрасно
получилось. – Это твои дети, оба, и ты это прекрасно знаешь!
Обвиняешь меня в измене?
Да как он смеет?! Она не сдержалась и
замахнулась отвесить ему пощечину, но мужчина перехватил ее
стремительно зеленеющее запястье.
— Ну что ты, дорогая, я просто ставлю
перед фактом. Платон – мой. Попробуешь его у меня забрать – горько
пожалеешь. А со старшим делай что хочешь. Будешь уходить – закрой
дверь.
Слова Серпа глубоко обидели Агату,
разозлили до предела. Она хотела продолжить спор, но остановила
себя силой. Зачем унижаться, доказывать свою правоту? Да ещё в
каком вопросе? Он считает своего первенца не родным?!
Это даже звучит нелепо! Агата всегда
была верна Серпу Адрону. С чего это она должна оправдываться перед
ним, как будто совершила что-то аморальное?!
Всё же она успокоилась и не стала
обращаться. Пока что. Она выше этого, умнее, рассудительнее. Вторая
форма не возьмет над ней верх, хотя внутри всё и кипит и требует
выхода наружу.
— Если я уйду, ты больше меня не
увидишь, — сказала Агата тихо, но решительно.
Она надеялась, что муж её остановит.
Покачает головой, скажет: «Не выдумывай». Извинится. Объяснит, что
просто выдался очень тяжелый день и все эти жуткие слова —
неправда. Тогда бы она нашла в себе силы простить его.
Но Серп лишь безразлично пожал
плечами. В лице его ничего не поменялось. Глаза оставались
холодными.
— Что ж, это твой выбор. А пока — у
меня дела.
Он вернулся в кабинет, захлопнув за
собой дверь. Агата осталась одна посреди коридора. Растерянная,
опустошенная. Она не видела ничего перед собой, когда шла в детскую
игровую комнату. В глазах стояли злые слезы.
Серп не мог так поступить с ней. Не
мог сказать ей тех ужасных слов, не мог обвинить в измене. Нет, это
неправда. Её муж — другой. Заботливый, чуткий, нежный. Что с ним
случилось?
Он совершенно свихнулся от своего
проклятого дара! Перестал видеть, где хорошее, а где плохое!